Шрифт:
Закладка:
Эх, без всяких натяжек, они с дочкой – чудо! Настоящие поджарые модельки, смотрятся, как две сестры. Недаром на выставке Григорова было, помнится, несколько их двойных портретов, очень неплохих. Да нет, парень, конечно, мастер, ничего не скажешь. Лучше, понятное дело, если бы был мазилкой, бородач лохматый, и не встревал… Ладно, день-то какой сегодня великолепный, как по заказу! Небо, словно… шатер? Есть разве слово для этой прозрачной, блекло-синей благостной вышины?! Да есть, конечно, только слово, слова эти какие-то особенные, другие, которые удивительно умели найти Тургенев, Бунин… Куда нам, нынешним скоропишущим, скороживущим! Но вот эти золотые шары хурмы – они вроде сотни улыбок солнца, сотни его миниатюрных клонов на молодом деревце! А вон у дома великан-старикан, еще от прошлых хозяев, весь разулыбался…
Однако на какой цветистый романтический стиль потянуло! Хотя вовсе не удивительно здесь, на этом зелёном склоне, где перекликаются, смеются, тянут к ветвям гибкие руки сразу две черноморские Ассоль!
А он пока замаринованный шашлычок доведёт до ума на мангале, вот что.
Поднявшись по ступенькам за кое-какими причиндалами в дом, он в который раз удовлетворённо подумал, насколько же ему с ним повезло. С ним, с большим участком, где и сад, и подъезд нормальный, и навес для машины. Да, ещё же электричество, водопровод, как во всем этом садовом товариществе. В начале нового тысячелетия купил у знакомых, рванувших в Германию на ПМЖ. Отец ещё жив был, помог с деньгами, продал свою замечательную коллекцию марок. Шутил: «Все равно теперь слепой, что, щупать кусочки бумаги? Девок надо в любом возрасте щупать!» И подарил сыну этот огромный кусочище сказочного приволья!
Все скромненько, но сегодня стоило бы абсолютно сумасшедших денег. Место – считай, в черте города, неподалеку даже остановка автобуса. Но главное, что сразу подкупило, так это потрясающий вид на довольно близкое море, а с другой стороны – на просматриваемый вдали Главный Кавказский хребет… Живопись Боженьки! Открытка такая призывная: «Welcome to paradise!» – «Добро пожаловать в рай!» Стоишь вот на этой своей горушке под хурмой, айвой или высоченной черешней, подставляешь морду ветерку с моря, смотришь вокруг и… Да нет, что при этом порой чувствуешь, очень трудно человеческими словами передать! Недаром Марго так сюда рвется. Кухню здорово облагородила, в обеих комнатках обои заменила…
– Как же у вас здесь… Ну просто нет слов! Очень, очень хорошо!
Да, слов, бывает, не хватает даже им, профессионалам. И не только отдавая дань «божественным природы красотам». Вот как ей наконец сказать, что… А, ладно…
У Алины кепочка сползла на лоб, на плече пластмассовое ведерко с крепкой, особо вкусной шоколадной хурмой. Ставит его на землю, улыбаясь, смотрит вверх на Воробьёва. Он протягивает ладонь из окна:
– А ну, кинь мне одну шоколадненькую!
– О, какая ручища огромная! Не промахнуться!
– Так я ж трудовой сельский парень, в Высоком, в горах вырос! Отец врачевал, жили в доме деда: сад, огород, козочки-курочки, всё, как полагается. В город перебрались только когда в девятый класс пошел – отец поликлиникой стал заведовать.
Подлетает дочка, украдкой на них поглядывает. У неё ведро полное только наполовину – непорядок! Алина весело командует:
– Иди, иди ещё поработай! А сверху вы уж сами достанете, да, Олег Сергеевич? Я знаю, у садоводов бывают такие длиннющие шесты с такой штучкой на конце.
– Точно! Именно с такой штучкой!
И оба смеются так, будто это им, а не Полинке по тринадцать лет…
Но рано, рано барышни засобирались домой. Алина едва притронулась к шашлыку, к привезенной ею упаковке суши:
– Объелась хурмой, напиталась обалденными видами, горным вашим воздухом! Зачем только вы курите? Вы же говорили, давно бросили! – чуть взглянула на Воробьёва и, опустив голову, стала переставлять тарелки, прибирать на столе.
– Мы еще сегодня к папе… папу навестим. Да, мам? – деланно улыбается девочка, тоже посмотрев на Воробьёва, эдак свысока посмотрев!
– Вот и угостите его фруктами с дерева! – надо было Воробьёву это сказать. Всё равно ведь потащит папочке, можно не сомневаться. – И братишек угостите, близнецы у него, кажется?
Ого, как сощурились, как сверкнули очи у малявки! Ну, точно, папина дочка! А вот его Юля всегда с маменькой была заодно…
Однако папина дочка справилась с неудовольствием, промолчала. С аппетитом, видно же, ест, но уж так медленно, манерно… та еще цыпочка! Благонравным голоском вопрошает:
– А у вас есть дети, Олег Сергеевич? И внуков много, наверно?
– Трое! А дети далековато отсюда: дочка в Италии, сын в Петербурге. Солидный чиновник стал, мы его студентами на свет произвели, чуть постарше тебя! Ты вот когда думаешь от мамы-папы отпочковаться? Когда, например, замуж собираешься?
Алина встрепенулась, хохотнула с нахмурившимися бровями:
– Да что вы, Олег Сергеевич, она рослая, но в седьмом классе еще только! Ох, надо уже собираться… Не замуж! Домой.
Эта нахмуренность, вдруг даже какая-то отчуждённость взрослит ее загорелое лицо. Все равно, очень, очень молодое… Ага, вот так, значит?! «Домой»! А кто и что для неё дом?! Только ли дочечка? Или в комплекте с папочкой? Да понятно… Понятно. Но никого и никогда Воробьёв не удерживал, не упрашивал. Сказано «нет», пусть даже мягонько – нет так нет, ради Бога. Ох, как это женщин бесит обычно! Да пусть едут, пусть папу навещают… А ему что, может в Питер летануть на недельку?! Как раз грядут осенние каникулы… Развеяться, разгуляться, пожалуй? Да и сына, внука повидать заодно… хотя там в комплекте первая супруга с кислой гримаской… По тургеневским местам походить, вот что! Ха-ха.
16
Под вечер плелась с сумкой из магазина, пришлось обойти что-то громко обсуждающую, жестикулирующую юную парочку. Алина мельком глянула туда, куда энергично взлетали их руки. А, белый дымок над большим двухэтажным домом с высокой, как третий этаж, мансардой. Уже топят, что ли? Рановато… И вдруг страшные, нецензурные басовые вопли оттуда напрягли, резанули уши. Женские вскрики, визг! Стали громче, явно переместились во двор… Вслед за ними внутри мансарды вдруг сверкнул жуткий, ярко-оранжевый всполох. Пламя?! Оно тут же с дикой скоростью стало увеличиваться, разрастаться на глазах во все стороны… Над этим огненным, трепещущим пологом, совершенно закрывшим мансарду нарядного светлого дома, к небу потек серый столб дыма… вскоре стал черным. Пожар!
Он забушевал с неумолимостью киборга,
