– Может быть, вам стоит более щедро поделиться собственными исследованиями, чтобы дать пищу этим, как вы выразились, здравым мыслям, – язвительно произносит Генри Грей.

Судзуки опускает глаза:

– Боюсь, вам придется обсудить это с компанией.

– Нельзя, однако, не отметить, что таинственный Артемис не объявлялся в последние месяцы, – продолжает графиня как ни в чем не бывало. – Я соскучилась по нему. Я так надеялась угодить под его перо, – добавляет она после паузы.

– После предыдущего рейса не вышло ни одной его колонки, – уточняет Мария и задумывается, не означает ли это, что Артемис – один из тех, кто уверился в недопустимости дальнейшего изучения Запустенья.

Пока стюарды очищают стол от пустых тарелок и приносят вазочки с желейными конфетами и засахаренными фруктами, разговор становится более оживленным. Жалюзи на окнах опущены, лампы зажжены. Если бы не размеренное движение экспресса, можно было бы представить себя в какой-нибудь городской гостиной. Если бы не странные волны напряжения вежду капитаном, механиком и картографом. Если бы эти люди не старались с таким усердием показать, что все в порядке.

Прием заканчивается поздно. Генри Грей предлагает графине проводить ее в первый класс, хотя Мария замечает, что он с большим интересом наблюдает за капитаном, погруженной в разговор с механиком. Грей морщит лоб, и Мария пытается угадать, о чем этот человек столь напряженно думает и нет ли у него причин сомневаться насчет капитана. Но удивляться этому не приходится, ученый и должен быть таким въедливым.

– Позвольте проводить вас, – говорит Марии картограф.

– Благодарю, – отвечает она.

Судзуки не берет ее под локоть, а просто идет рядом, заложив руки за спину. Решив, что таков обычай его народа, Мария мучительно вспоминает, что еще она читала о Японских островах. Однако на ум ничего не идет, ее отвлекает исходящий от картографа запах полировальной пасты, и сам он кажется таким же чистым и блестящим, как его инструменты. Возраст Судзуки определить трудно, но никак не должно быть далеко за тридцать. Худой и стройный, ростом он чуть выше Марии. Она хмурится, осознав, что рада его привычке держаться на расстоянии.

– Мария Петровна… – начинает Судзуки, но осекается. – Простите, я хочу спросить… – Он качает головой. – Может, мы с вами уже где-то встречались? Мне почему-то кажется, что мы знакомы.

Она пытается сохранять спокойствие, хотя уверена, что он способен прочитать выражение ее лица.

– К сожалению, не припоминаю.

– Это всецело моя ошибка, – торопливо произносит он. – Я должен извиниться перед вами. С последнего рейса прошло так много времени, что я отвык от цивилизованных манер.

– Вовсе нет, вы были очень вежливы весь вечер и ни разу не зевнули, несмотря на мои назойливые вопросы.

Мария понимает, что пора прощаться. Чем дольше они говорят, тем больше у картографа возможностей догадаться, почему она кажется знакомой. Но она ловит себя на том, что не хочет заканчивать беседу. Мария уже давно ни с кем не общалась так легко и свободно.

– Думаю, вы слишком долго были вынуждены полагаться на нашего друга Ростова. При всех его замечательных качествах, он связан некоторыми ограничениями в своих рассказах, – с улыбкой говорит Судзуки.

– Вот именно! При всей моей любви к его книге, досадно, что он так упирает на опасность лишнего знания. Конечно же, лучше выяснить все, что можно, о месте, которое собираешься посетить, а не только удобные и пристойные аспекты. У меня есть подспудное желание самой написать путеводитель и включить в него все обстоятельства, скрытые от осторожного туриста.

Мария умолкает, чувствуя, как горят щеки. Зачем она делится с Судзуки тем, что хранила в тайне от всех, опасаясь насмешек, снисходительности и неодобрения? Только отец знал о ее мечте и так же тихо ее поддерживал.

Но Судзуки понимающе кивает:

– Надеюсь, вы напишете эту книгу. Турист должен знать правду о том месте, куда направляется. Во всяком случае, ему должны предоставить возможность увидеть все своими глазами.

В его голосе слышится искренность, но есть и что-то еще: слабое эхо слов, оставшихся несказанными.

– Возможно, именно этого и хотел на самом деле Ростов.

Мария не может найти подходящий ответ, и возникает неловкая пауза.

– Надеюсь, я не слишком некстати заговорила об Артемисе? – спрашивает она наконец. – Мне известно, что он часто критиковал деятельность компании. Но это не значит, что я согласна со всем, что он написал, и мне совсем не хотелось расстраивать капитана.

– У нас в поезде есть люди, которым нравилось читать этого таинственного Артемиса, – признается Судзуки, понизив голос. – Но разумеется, мы не рассказываем об этом компании.

– Ваш секрет в надежных руках, – говорит Мария.

И вдруг, пораженная внезапной догадкой, поднимает взгляд на картографа. Но нет, если бы он и вправду был Артемисом, отец знал бы об этом.

Возле двери купе Марии Судзуки вежливо раскланивается.

– Спасибо за содержательный вечер, – говорит он. – Было очень приятно беседовать с вами.

– Мне тоже, – искренне отвечает она.

А затем, глядя ему вслед, думает, что была бы рада довериться этому человеку. Ей нравится его спокойная манера разговора. Нравится, как он ее слушал. Но Марию мучает вопрос, что же он скрывает.

Ночные блуждания

Правила поезда просты и понятны. Член команды, пойманный на помощи безбилетнику, сам предстает перед правосудием поезда. «Там, снаружи, нет никакого порядка, – говорила команде капитан в сухом и коротком выступлении перед каждым рейсом, поочередно оглядывая подчиненных, чтобы каждому казалось, будто она обращается лично к нему. – Но мы поддерживаем внутри свой порядок. Для этого и существуют правила. Если мы будем следовать правилам и поддерживать порядок, с нами ничего плохого не случится».

Безбилетница создала трещину в порядке. Будет много трещин, и он развалится. Порядок слишком хрупок, неужели никто этого не осознает? «Перестань, – приказывает себе Вэйвэй. – Перестань немедленно. Если безбилетница будет сидеть тихо, кто об этом узнает? Может ли одна девушка поставить под угрозу целый поезд? Но что будет, если ее найдут, если она заболеет?»

Вэйвэй не хочется думать об этом. Если все рассказать капитану прямо сейчас, та поможет Елене. Да, правильно, она поможет – убедит подчиненных не вершить правосудие своими руками, и они этого не сделают, ни за что не сделают с такой молоденькой девушкой, едва ли старше самой Вэйвэй. Ее станут кормить и присматривать за ней. И порядок восстановится.

К вечеру Вэйвэй решилась. И вот она идет по вагонам, протискиваясь между пассажирами третьего класса, что собираются кучками в коридоре, мужчины отдельно от женщин, а между ними носится чей-то ребенок, словно мячик, который игроки пасуют друг другу. Мимо столового вагона третьего класса, где пассажиры скоро рассядутся по шесть человек за стол, громко переговариваясь и ругая поваров. Мимо такого же вагона первого класса, где слышны негромкие голоса и звон посуды. Через весь поезд к каюте