Шрифт:
Закладка:
Любому паровозу вода нужна постоянно и неотложно, а Транссибирский экспресс просто одержим водой. Поезд постоянно мучается от жажды. Он поглощает воду с безграничной жадностью. Все пьет и пьет, и даже в самых больших тендерах не хватит воды на всю дорогу через бескрайние просторы Запустенья. Поэтому ученые и инженеры построили целый лабиринт труб, насосов и резервуаров, чтобы использовать воду многократно, снова и снова возвращая ее поезду. Механики прислушиваются к трубам и заботятся о них, машинисты и кочегары присматривают за запасами, а Вэйвэй начищает краны и любуется ими. Ее раздражает, что пассажиры не замечают сверкающие трубы, протянутые вдоль коридоров к каждому купе и ванной комнате (только по ночам жалуются, что вода булькает и не дает уснуть). Они не задумываются о том, какое это чудо: стоит лишь повернуть кран, и польется вода, и можно будет принять ванну в движущемся поезде, за много дней пути от обжитых мест.
Под дверь ванной комнаты просачивается вода, делая красный цвет ковра более густым. Вэйвэй медлит мгновение, а затем приоткрывает дверь – совсем нешироко, только чтобы самой прошмыгнуть внутрь.
Ее окутывает пар. Двигаться быстро в таком облаке невозможно, влага липнет к коже и волосам. Вэйвэй видит лишь желтое сияние лампы над зеркалом и слышит лишь шум текущей из крана воды. Под ногами глубокая лужа, ботинки мгновенно намокают. Вода стекает по стенкам белой фарфоровой ванны. Где-то в коридоре бьют часы. Полночь.
– Эй?
Медленно вперед по воде, разгоняя руками пар, к ванне. Черно-белая плитка на полу мерцает при каждом шаге.
Девушка лежит в ванне, с головой погруженная в воду. Волосы обвивают ее лицо, словно водоросли, кожа почти просвечивает, губы сжаты неплотно.
И тут она открывает глаза.
Не задумываясь о том, что делает, Вэйвэй закатывает рукав и опускает руку в ванну. Цепкие пальцы хватаются за нее и тянут Вэйвэй вниз, под воду. Она вспоминает истории, что рассказывали ей пассажиры тягучими вечерами, истории, принесенные из дома, от бабушек, – о лицах, смотрящих из глубины, и границах, за которые нельзя заходить. Вэйвэй успевает подумать обо всем этом и даже о том, как странно, что она столь быстро думает сразу о многих вещах. Поверхность воды уже так близка, что кожа ощущает ее теплоту. Кажется, что они плывут в остановившемся времени, Вэйвэй и безбилетница словно превратились в отражения друг друга – одна над, а другая под водой. Вэйвэй понимает: если ее затащат в воду, то она уже не вынырнет. Или станет кем-то другим, как те герои историй, которые уже не могли вернуться к прежней жизни. Поэтому она хватается свободной рукой за край ванны и тянет из всех сил, тянет до тех пор, пока безбилетница не показывается над водой, подняв фонтан разлетающихся по всей ванной брызг. Вэйвэй отбрасывает назад.
Волосы девушки облепили лоб, в глазах чернильная синева. Над водой видны только голова и плечи. У нее взгляд ребенка, недовольного тем, что его отвлекают от игры.
– Что ты творишь? Во имя всего святого, что ты…
Вэйвэй не может подобрать слова, чего с ней никогда не случалось. Она в отчаянии взмахивает рукой, показывая на дверь.
– А если бы сюда вошел кто-то другой? Если бы он увидел тебя? Ты… Ты даже не одета…
Она замечает шелковое платье, лежащее мокрой грудой на полу.
– О чем ты только думала?
Елена склоняет голову набок, как делают птицы, когда видят лакомый кусок и просчитывают скорость, расстояние и вероятность успеха.
– Мне захотелось воды, – говорит она, словно удивляясь, зачем поднимать из-за этого шум.
– Нам нужно уходить, – объясняет Вэйвэй.
Долго ли они здесь пробыли? Туман рассеивается и при этом смягчает все вокруг. Снова видны все острые углы, возвратилось ощущение реальности. Теперь они просто две девушки, оказавшиеся там, где им быть не положено, и Вэйвэй прислушивается, опасаясь шума шагов и удивленных возгласов. На звук капающей воды могут сбежаться стюарды и обнаружить мокрый ковер в коридоре.
Она поднимает с пола голубое платье, ставшее от воды синим.
– Вот, возьми.
Девушка встает и берет протянутое платье, не пытаясь прикрыть наготу, и Вэйвэй отводит глаза, смутившись гораздо сильней, чем хотела бы признать.
Елена выходит из ванны, шлепая по воде, и Вэйвэй хмурится. Вода давно уже должна была стечь, а не разливаться по всему полу. Она нагибается, чтобы проверить дренажное отверстие в углу комнаты, через которое вода стекает в резервуар, откуда, в свою очередь, поступает для повторного использования в огромный тендер паровоза. Отверстие забито грязью или землей с таким едким запахом, что Вэйвэй прикрывает нос и оглядывается на безбилетницу, пытающуюся влезть в мокрое платье.
– Нужно найти тебе другую одежду, – говорит Вэйвэй, ковыряя дренажное отверстие.
– Зачем?
Елена поддергивает к плечам короткие рукава, но они спадают опять.
– Зачем? Если ты намерена незаконно ехать в поезде, то лучше не разгуливать по коридору, как…
– Как кто?
Вэйвэй сомневается, стоит ли продолжать.
– Как… как… Не знаю. Но если ты собираешься делать что-то настолько неправильное, настолько опасное, то должна быть очень осторожной.
В ней закипает злость на абсолютную глупость, на абсолютное безумие ситуации. Только она не вполне уверена, кто источник этой глупости и безумия – безбилетница или она сама.
Елена снова наклоняет голову и смотрит на Вэйвэй.
– Извини, – произносит она до того неискренне, что Вэйвэй не может сдержать смех.
– Понимаешь, обычно люди просто набирают ванну, а не заливают всю комнату.
Она представляет себе лицо Алексея, окажись он случайно здесь, и хохочет еще пуще, сообразив вдруг, что уже давно не испытывала такого облегчения – вопреки нелепости всего происходящего, вопреки тому, что капитан заперлась в своей каюте, вопреки и Запустенью, и Воронам, и обрывкам воспоминаний. Словно рухнула какая-то стена.
Им по-прежнему везет, в коридорах пусто. Даже там, где кто-то должен дежурить, никого не видно. Как преданный поезду член команды, Вэйвэй встревоженно вздрагивает, но как заговорщица, прячущая безбилетницу, облегченно выдыхает. Елена бесшумно крадется следом. Они движутся через темный спальный вагон, и Вэйвэй представляет, как пассажиры просыпаются, видят два силуэта, торопливо проскальзывающих мимо, и убеждают себя, что по поезду бродят призраки.
Девушки не разговаривают. Полночь не время для светских любезностей. Войдя в тамбур перед складским вагоном, безбилетница резко останавливается.
– Смотри! – шепчет она.
Вэйвэй смотрит, но в темноте видит только собственное призрачное отражение в оконном стекле.
– Не снаружи, а внутри.
Елена показывает пальцем, и Вэйвэй различает сидящего на внутренней поверхности окна мотылька, размером с половину ее ладони, с черно-белым узором на сложенных крыльях.
Она наклоняется к стеклу, а
