Механик склоняется над фонографом, чтобы поправить иглу.

– И я уверена, что на нее сильно повлияли печальные события вашего последнего рейса.

Пальцы механика соскальзывают, игла скребет по барабану.

– Поезд и команда теперь сильны, как никогда прежде, – говорит он тем же заученным тоном служащего компании, какой Мария уже замечала у Вэйвэй.

«Хорошо же их вышколили», – думает она, хотя и не может определить, то ли они не желают рассказывать о случившемся, то ли им запрещено. Мария всегда считала, что отец сам выбрал молчание, намеренно замкнулся в себе. Но теперь, в поезде, она уже не так уверена в этом.

Мария собирается надавить на механика, но тот вдруг вытягивается по струнке и замирает. Вся гостиная тоже затихает, как будто кто-то щелкнул выключателем.

– Добрый вечер, – говорит вошедшая по-английски.

И это знаменитая капитан, о которой Мария слышала столько рассказов? Миниатюрная женщина лет шестидесяти, с седыми волосами, заплетенными в косы и уложенными вокруг головы. Она одета в униформу Транссибирской компании. Никаких отличий от остальной команды, если не считать золотые галуны на рукавах. И разумеется, если не считать того обстоятельства, что главную должность на поезде занимает женщина. Мария чувствует, что графиня у нее за спиной слегка разочарована. «А кого мы ожидали увидеть? – спрашивает себя она. – Воительницу, героиню авантюрного романа, высокую, суровую и гордую? Да, пожалуй, все это вместе».

В гостиную входит стюард, толкая перед собой тележку, нагруженную всевозможными угощениями, а следом за ним поваренок, несущий над головой тарелки. Капитан отходит в сторону, пропуская их, а затем жестом приглашает гостей в столовую.

Марию усаживают между картографом и механиком, напротив натуралиста-англичанина. Капитан сидит во главе стола и участвует в беседе лишь по мере необходимости. Однако графиня с лихвой возмещает ее молчаливость, она говорит с легкостью человека, уверенного в том, что его будут слушать. Подают первое блюдо – мусс из копченой форели в серебряных формочках, повторяющих очертание рыбы. Следом идут ветчина с маринованными овощами, цыпленок на пару´ в масле с острым красным перцем. Графиня, сидящая в дальнем конце стола, смотрит с подозрением, как картограф каждый раз накладывает на тарелку Марии больше, чем себе.

– Вы должны это съесть, – говорит он. – Иначе наша кухарка будет заламывать руки, умоляя меня объяснить, что она не так приготовила. И не знать мне тогда покоя, пока я не проглочу всю еду, до последнего кусочка.

– Должна признать, готовят здесь лучше, чем я ожидала. Хотя предупреждал меня об этом один лишь Ростов.

– О, наши кулинарные вкусы стали куда изысканнее с тех пор, как был написан этот путеводитель.

– Убеждена, что многое в нем намеренно преувеличено.

– На самом деле это не так. Ростов был умелым чертежником, способным передать особенности пейзажа лучше профессионального художника. Думаю, сплетни о том, что с ним приключилось после, то есть о его личной жизни, заслонили собой книгу, исказили саму ее суть.

– О да.

Похвальный отзыв о Ростове отчего-то радует и придает уверенности; Мария решается спросить о трудах самого Судзуки. Он рассудительно отвечает. Она ловит себя на том, что почти довольна собой.

– Прошу прощения, – говорит она. – Должно быть, вы устали объяснять смысл своей работы пассажирам.

– На самом деле нет. Меня вообще редко о чем-то спрашивают.

– О, как странно!

Он улыбается:

– Возможно, не так уж и странно. Мои ответы не из тех, что понравятся каждому.

«Что-то кроется за его словами», – думает Мария, но у нее сразу же возникает ощущение, что слова предназначены не для нее.

Капитан наблюдает за ними, и Мария впервые замечает в ее взгляде проблеск напряженного и холодного, как сталь, знания. Недавно обретенная уверенность начинает колебаться. У Марии есть наготове история о том, как покойный супруг интересовался Обществом и его членами, но она почему-то не может пуститься в столь изощренную ложь.

– Я слышала, Общество Запустенья тоже проводит впечатляющие работы, – говорит она, чтобы не утратить окончательно присутствие духа.

Разговоры за столом утихают.

– Несомненно, впечатляющие, – фыркает Генри Грей. – Для домохозяек и ушедших на покой священников.

Механик бросает на него взгляд, не укрывшийся от Марии, и снова возвращается к еде.

– Меня они всегда восхищали, – говорит графиня. – Сделать так много при таких ограниченных ресурсах! На днях я читала увлекательнейшую статью о фосфоресценции. Я правильно выразилась? От одного джентльмена, которому, вероятно, пришлось вести в рейсе ночной образ жизни, чтобы увидеть так много. На мой взгляд, это значительный вклад в науку и познание.

За прошедшие после смерти отца месяцы Мария прочитала об Обществе все, что могла, в надежде выйти на след Артемиса. Разумеется, она уже знала, как Общество зарождалось в среде натуралистов-любителей. Недовольные тем, что их не допускают на конференции и лекции в крупных университетах Европы, где обсуждалось Запустенье, эти люди начали устраивать собственные обсуждения в ресторанах, церквях и общественных зданиях. Эти дискуссии выросли в организацию, открытую для всех, не требующую особых приглашений или академических званий, и она с самого начала публиковала пространные полемические статьи, предупреждающие об опасности железной дороги, которую намеревалась построить компания, о том вреде, который это сооружение может причинить земле.

– И все-таки, возможно, некоторые вещи объяснить нельзя. Их попросту не должно быть.

Все собравшиеся за столом оборачиваются на голос капитана.

– Ученые ищут предназначение этого ландшафта, его смысл, – продолжает она. – Но кто мы такие, чтобы утверждать, будто этот смысл вообще постижим?

– Божественный смысл, разумеется, – говорит Генри Грей, но капитан не реагирует.

– А что вы скажете про Артемиса? – спрашивает Мария, глотнув вина, чтобы смягчить сухость в горле. – Кем бы он на самом деле ни был. Он… или она… действительно знает поезд, или же это просто шарлатан, торгующий сплетнями? Мне всегда безумно хотелось это узнать.

– Шарлатан, – без улыбки произносит капитан, прерывая напряженное молчание.

– Похоже на то, что Обществе в последнее время возникли разногласия, – говорит графиня. – Или даже раскол. После печальных событий прошлого рейса.

Это произносится как бы невзначай, но Мария замечает жесткий, испытующий взгляд. О, пожилая леди прекрасно понимает, что делает! И Мария видела карикатуры в газетах, буквально на днях: члены Общества изображены в виде мух в пасторских воротничках или дамских шляпках; они колют друг друга перьевыми ручками, а над ними в центре паутины, раскинувшейся на континенты, скалит зубы в широкой ухмылке уродливый раздувшийся паук в цилиндре. И все это под заголовком: «Водевиль перед ужином». О да, компания должна быть в восторге от раскола в Обществе Запустенья.

– В рядах членов Общества всегда боролись взаимно противоположные воззрения на Запустенье, – говорит Судзуки. – Чтобы понять это, достаточно почитать его журналы. И вполне объяснимо, что недавние события убедили некоторых: дальнейшее изучение Запустенья не просто невозможно, а недопустимо. И отсюда следует вполне здравая мысль: поставить под сомнение и тщательно проверить всю деятельность компании.

Мария подмечает,