не опрокинув стул и поцеловала с той же нежностью, какую испытывала минувшей ночью. В первое мгновение Изабель испугалась, что Призрак Оперы её оттолкнёт, но маска напускной холодности растаяла. Он ответил на поцелуй, стиснул её в крепких объятиях.

— Я и правда, — выдохнул мужчина, на мгновение прикусив её губу, — рядом с тобой теряю голову.

— Это плохо?

— Это ужасно, — он улыбнулся, скользя ладонями по её пояснице, — опоздаешь хоть на минуту, заговоришь с другим мужчиной — и я переверну весь театр с ног на голову.

Изабель не могла отвести взгляда от его глаз, не могла перестать глупо улыбаться и не могла унять дрожь во всём теле. Ревнивый мужчина угрожал ей местью, а она млела от счастья.

— Могу обещать тебе то же, — ответила девушка, — если восхитишься пением другой женщины.

Он выразительно приподнял бровь.

— Смею тебя заверить, никогда прежде я не слышал таких великолепных высоких нот, как сегодня ночью.

Лицо Изабель вспыхнуло. Призрак же, будто извиняясь за свой комментарий, мягко поцеловал её, стискивая рубашку на спине.

— Нужно же было поспевать, — сгорая от стыда, произнесла она, — за твоим томным баритоном.

Он не ответил, только зарылся носом в волосы Изабель, коснувшись губами виска. Девушка прильнула к Призраку Оперы, наслаждаясь ароматом его парфюма.

— Изабель, — прошептал мужчина, — с такими темпами ты тоже выбьешься из образа.

— Образа..?

— Режиссёра-новичка, которая ненавидит меня и боится.

Она улыбнулась.

— Не волнуйся. Тебе достаточно надеть эту маску, чтобы я тебя ненавидела.

Призрак закатил глаза, когда Изабель протянула руку и сняла с него ненавистную вещь.

— Без неё тебе будут сниться кошмары, — нахмурился Эрик.

— Единственный здесь кошмар — эта маска. Как для меня, так и для тебя.

Он не ответил, сжав губы в линию, выпустил Изабель из своих тёплых, уютных объятий. Крутя маску в руках, девушка надела её. Этот предмет предназначался не для её лица, совершенно не держался на нём, но всё же сквозь прорезь глаза она взглянула на Эрика.

— Не веди себя, как ребёнок, — вздохнул он.

— Ты сам не захотел мне рассказывать свою историю, — ответила Изабель, не позволив отнять маску. — Либо я сама всё узнаю, либо расспрошу знающих.

Он убрал руки за спину, ощутимо напрягшись из-за лукавой улыбки девушки.

— Бувье не завершил своё расследование, — огрызнулся Призрак Оперы, — он не раскрыл и половины моих преступлений.

— Не завершил… или раскрыл, но придержал материал для более удобного случая?

Призрак Оперы покачал головой, закрыв глаза.

— Ну же. Поделись со мной.

— Зачем тебе это? Для сценария? Хочешь меня шантажировать? Или сразу побежишь продавать показания Бувье?

Боже… он слишком долго был одиноким затворником.

— Эрик.

— Эрик. Мёртв.

Она крепче сжала в руке маску. Лицо Эрика исказилось от сдерживаемой злобы.

— Тогда… зачем ты интересовался моим прошлым? — Изабель сделала шаг навстречу, но он поступил так, как она и боялась — отпрянул. — Для чего тебе оно?

Эрик сощурился, вглядываясь в её лицо. Его глаза вновь пылали, и Изабель не могла разобрать, чего было больше в этом инфернальном хаосе — страсти или ненависти.

— Оно лишало меня твоего голоса, — он сжал зубы, — чтобы свободно петь, ты должна была возвыситься над своими страданиями. Отпустить прошлое.

— Вот как, — она недобро улыбнулась. — Ты не подумал, что я хочу того же? Хочу, чтобы ты перестал мучиться, держать в плену театр и вновь стал блистать на сцене.

— Ты знаешь, — процедил Эрик, — что это невозможно.

— Хорошо, — огрызнулась Изабель. — Мне нужен ты. Мне, а не театру! И я хочу на людях показываться с тобой, а не с Призраком Оперы!

Он вздрогнул, точно от пощёчины. Голос Изабель, лишённый всякой красоты и полный гнева, эхом отражался от стен.

— Ты с ума сошла, — он рухнул в кресло, будто разом лишившись сил. — Взгляни на меня. Зачем такой красивой женщине урод, который ещё и старше её? У тебя есть будущее, Изабель, есть надежды. У меня нет ничего.

Он вцепился пальцами в свои зализанные волосы, растрепав их.

— Ничего, и эта мрачная тюрьма.

Изабель похолодела.

— Тогда, — безжизненным голосом начала Изабель, — раз у тебя нет будущего, значит всё, что между нами произошло… для тебя не имеет смысла.

Эрик поднял на неё взгляд, сжав губы в линию. Он ничего не ответил, и Изабель не знала, хотел ли он своим молчанием причинить ей боль или же оберегал от своих беспощадных слов.

Она задрожала, стиснула зубы, силясь сдержать слёзы.

— Изабель, — Эрик глухо вздохнул, подбирая слова, — сейчас ты считаешь мою месть чем-то благородным, но она была отвратительна.

— Какая разница, что я считаю?

— Изабель…

— Не подходи! — вскрикнула она.

— Или что? — он сделал шаг ей навстречу, заставив девушку пятиться назад. — Ты у меня в плену, в моей рубашке, безоружна и беззащитна. Некому тебе помочь.

Спиной Изабель упёрлась в одну из полок. Призрак Оперы прислонился руками к своим многочисленным книгам, отрезая ей пути к отступлению, склонился над девушкой, тесно прижался к её телу.

— Видишь? — прошептал он, стиснув пальцами её волосы, касаясь губами шеи. — Я чудовище. Дотронешься до моей души — испачкаешься.

Она задрожала, застыла, зажмурившись, изо всех сил сдерживая слёзы.

— Тебе пора, — вздохнул он, медленно выпустив её из объятий. — Гаскон соскучился.

Изабель не могла пошевелиться. Призрак забрал маску из её негнущихся пальцев и досадливо покачал головой. От страха девушка сломала её на три части.

— Ты придёшь завтра, — сказал он. — Я буду твоим учителем, я помогу тебе с либретто, с музыкой, я научу тебя всему, что знаю сам. А не придёшь… что ж, это решаемо.

Изабель сжала левой рукой правую, не глядя на Призрака, не желая смотреть на его мрачную фигуру. Удивительно. Пару часов назад она чувствовала себя на вершине счастья, а сейчас тот мужчина, который подарил ей крылья, сверг её в бездонную пропасть.

Она для него ничего не значила.

Закрыв глаза, Изабель приказала себе не плакать. Истерика подождёт. Да и она не простила бы себе, если бы этот мужчина вновь увидел её слёзы.

Привязываться к нему — безумие.

Но ещё большее безумие — попытаться убить Призрака Оперы, уничтожить тот трагический, гротескный образ. Ведь он уже не раз показал, что запросто может убить Изабель в ответ.

Уходя, она ни разу не обернулась, не попрощалась. Лишь машинально, как зомби, переоделась в своём кабинете и ушла в тесную мансарду, ни на кого не обращая внимания.

Утром она пришла к Гаскону с заявлением об увольнении.

Гаскон Мартен дважды перечитал заявление, дважды смерил Изабель пристальным взглядом. Она вела себя сдержанно, и по внешнему виду трудно было