Каковы же были убеждения Деникина? Мы уже вскользь говорили об этом. Он называл себя либералом, но именно либерализм во многом и привел Российскую империю к крушению. Достаточно вспомнить деятельность Гучкова, Милюкова, Керенского, годами мечтавших о власти, выливших – особенно Милюков – ушаты грязи на последнего императора, но оказавшихся совершенно неспособными к созидательной деятельности. Стоит добавить, что все они благополучно бежали из гибнущей России, а некоторые написали мемуары, на страницах которых нет и тени раскаяния за содеянное. Впрочем, об опасности либерализма предупреждал в свое время «мрачный» Победоносцев, но его голос не был услышан. Жаль! Ведь, в строгом смысле слова, с православным миропониманием идеологическая сущность либерализма, принятая Антоном Ивановичем, в принципе не совместима, ибо в ее основе лежит «свободное убеждение, стремящееся избавиться от традиций, обычаев, догм и т. д. …в религиозной области (либерализм. – И.Х.) борется против ортодоксии»[26].

Иными словами, Деникин оказался перед дилеммой: либо всецело принять либеральные идеи и, например, в религиозной области избавляться от традиций и бороться против ортодоксии, т. е. против Православия, либо стать ортодоксальным христианином, неизбежно отказавшись от приверженности либеральным ценностям. Антон Иванович попытался совместить несовместимое… В воспоминаниях Деникин пишет о том, что подобного мировоззрения он придерживался до 1917 года[27].

Черкасов-Георгиевский прав, когда пишет, что сыну кремневого фельдфебеля и только потом – офицера, генералу Деникину, недостало отцовской монолитности. По своей раздвоенности он был типичным русским интеллигентом, которые… копали под «мягкого» императора, а потом в советском парижском посольстве поклонились беспощаднейшему самодержцу Сталину.

Был ли Деникин типичным русским интеллигентом, как пишет Черкасов-Георгиевский? Думается, что нет. Прежде всего он был настоящим русским офицером, а уж потом интеллигентом. Но прав писатель, когда говорит о том, что Антону Ивановичу не хватало монолитности его отца. Действительно, такие, как Иван Деникин, никогда бы не отступились от государя, и вообще, если бы таких людей, искренне и в простоте сердца преданных Богу и престолу, в императорской армии было большинство, никакая революция и Смута были в России невозможны.

Деникинская судьба, пишет исследователь, конечно, ярче «пути» какого-то разночинца. В ней и блеск оружия, и слава императорских побед, и пройденный до конца крестный путь Белой гвардии. Но в ней и непременные чемоданы нелегальщины (помните петербургский эпизод из жизни Деникина), и рассуждения об эволюционном пути развития России. Все это пыталось ужиться и с подлинным православным аскетизмом.

Да, генерал действительно оказался идеалистом. Любопытно, что Деникин и его соратники по Белому движению не были, в строгом смысле этих слов, ни контрреволюционерами, ни сторонниками возрождения старой России – это не более чем бездоказательный идеологический штамп, а оказались именно революционерами по отношению к исторической российской государственности, сражавшимися за идеалы Февраля. Как офицер, Деникин был верен царю до конца, но, выступая за конституционную монархию, Антон Иванович стоял, если можно так выразиться, во внутренней оппозиции к самодержавию. Деникин мечтал о мирном обновлении страны и радикальных реформах, но, учитывая, что наиболее болевым вопросом в императорской России был аграрный, его радикальное решение могло сводиться к безвозмездной передаче земли крестьянам, что позже осуществили большевики. Подобный шаг правительства не мог не встретить жесткого неприятия со стороны помещиков, и тогда о мирном обновлении страны пришлось бы забыть. В этом и проявлялся идеализм в мировоззрении генерала, его оторванность от исторической действительности. Конечно, в этом беда не только Деникина, но и верующей интеллигенции в целом.

Но все же Антон Иванович Деникин был прежде всего христианином, ибо всегда стремился жить по правде и по совести, а это главная и отличительная черта русского православного человека. Закончить же повествование о Деникине хотелось бы словами князя Трубецкого: «Рядом с этим в Главнокомандующем чувствовалась иная, не умственная сила – кристальная чистота и ясность нравственного облика. Вспоминалось изречение соратника Деникина генерала Лукомского: "По общему отзыву его товарищей, Деникин – это краса рода человеческого"». Справедливые слова, ибо как еще можно охарактеризовать человека, преданного Христу, своей Родине и готового пожертвовать ради Них своей жизнью.

Врангель

Да ниспошлет Господь всем силы и разум одолеть русское лихолетье.

П.Н. Врангель

… – Оставленная всем миром обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, покидает родную землю. Мы идем на чужбину, идем не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, с сознанием выполненного до конца долга. Мы вправе требовать помощи от тех, за общее дело которых мы принесли столько жертв, от тех, кто своей свободой и самой жизнью обязан этим жертвам.

Его голос был подобен стали, и юнкера слушали его, затаив дыхание. Прикажи он – не ведая сомнений, они забыли бы про погрузку на корабли и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, бросились бы на врага, в свою последнюю атаку, потому что таков его приказ.

Но приказ был иным. Более спокойным голосом он отдал распоряжение грузиться на пароходы.

Слушавшая его речь толпа обывателей заволновалась, кто-то плакал навзрыд, женщины махали платками уходящим (мало кто думал тогда, что навсегда) юнкерам.

Он развернулся, собравшись уже уходить. Вдруг кто-то дернул его за рукав. Молодая девушка, всхлипывая и прижимая платок к губам, произнесла:

– Дай Бог вам счастья, Ваше превосходительство. Господь вас храни.

– Спасибо вам, – он даже как-то растерялся – А вы что же, остаетесь?

– Да, у меня ведь больная мама, и я не могу ее оставить.

– Дай Бог вам счастья.

Они улыбнулись друг другу. И вскоре девушка уже махала платком вслед уходящим кораблям, вытирая слезы. Потом она часто будет вспоминать этот разговор с бароном просто потому, что они говорили по-человечески и по-христиански, как русские люди, призывая друг на друга Божие благословение. И скоро, вспоминая об этом разговоре, она будет думать, что это был сон, ибо в двадцатом году ад сошел на крымскую землю в лице Бела Куна и Розалии Демон. Верные слуги краснозвездного Ваала, они бросились выполнять его волю. По их приказу в Крыму было убито свыше пятидесяти тысяч человек.

Бесноватые разорвали свои цепи и вырвались из пещер. Думается, что кремлевские нелюди были счастливы, а может быть, подобно льюисовскому Баламуту[28], немного журили своих Гнусиков. А что? Ведь можно было и побольше извести врагов трудового народа.

Конечно, те, кто провожал тем ноябрьским днем двадцатого года покидавшую Родину Русскую армию, не знали своего будущего, тьма только надвигалась на них вместе с конницей