Орудие вонзилось в спину животного, прикрепленный к нему линь начал стремительно разматываться.

– Попал! Попал! – сообщила команда вельбота на другие лодки.

Пока линь продолжал разматываться, люди в шлюпке развернулись и начали грести в обратную сторону, а остальные лодки стали подходить ближе.

Самой крупной и самой желанной добычей рыбаков был купологоловый кит, получивший свое название благодаря крупной, похожей на луковицу голове, в которой находилась большая полость с воском, с древних времен ценившимся в качестве смазки и основного ингредиента при изготовлении многих косметических средств. Говорили, что кит якобы способен растапливать и загущать воск в полости, чтобы регулировать плавучесть, – быть может, это был своеобразный эквивалент газовых ячеек гаринафинов.

Особь, на которую охотилась сегодня флотилия, была самцом средних размеров, около пятидесяти футов в длину.

Когда лодки подошли поближе, их экипажи стали перебрасывать друг другу канаты с крюками, при помощи которых команда загарпунившего кита вельбота оказалась связана с остальными шлюпками. Вскоре все пять лодок охотничьей флотилии вытянулись в линию, как рыбы на леске, а прикрепленный к гарпуну линь почти полностью размотался.

– Приготовиться! – крикнул молодой гарпунер. Он сел на банку и ухватился покрепче, когда линь размотался и от мощного рывка все лодки едва не выпрыгнули из воды. – Тормози!

Гребцы всех пяти лодок окунули лопасти в воду, чтобы они действовали как тормоз, и застыли в таком положении. Это было соревнование на силу. Гребцам приходилось стараться удерживать линь в максимально натянутом положении, чтобы помешать киту нырнуть и уйти.

Их задачей было измотать животное, а не убить его.

Причина крылась в том, что самым ценным в купологоловом ките являлся отнюдь не головной воск, а так называемый живой янтарь – мягкая вязкая субстанция, выделяемая железами кита. Он отличался неземным благоуханием и высоко ценился как компонент при изготовлении духов, благовоний и лекарств, а также использовался для иных нужд.

Лучше всего собирать живой янтарь, когда кит отрыгнет его. Поскольку вещество это ценится намного дороже всего прочего, лучшие китобои научились изматывать жертву долгой погоней до тех пор, пока беднягу не вытошнит драгоценной субстанцией. Затем животное отпускали, чтобы к следующему сезону оно снова накопило живой янтарь. Китобои действовали как фермеры, которые предпочитают заботиться о гусыне, несущей золотые яйца, а не отрубать ей голову, лишаясь тем самым будущих доходов.

Купологоловый кит двигался прямиком к берегу Большого острова. Это было необычно – как правило, загарпуненные киты норовили уйти на глубину, – но иногда случалось.

Даже полчаса спустя после получения раны он продолжал плыть с прежней прытью: вот это и в самом деле выглядело странно, хотя команды вельботов скорее радовало. Чем ближе животное подойдет к земле, прежде чем его вытошнит, тем меньше придется грести до дома. Получится, что кит как бы подвез их.

Однако, приближаясь к берегу, кит и не думал замедлять ход.

– Он что, решил выброситься на пляж? – промолвил один из китобоев.

– Повезло же нам найти экземпляр, который не хочет жить, – с досадой сказал другой.

В людях, промышлявших охотой на купологоловых китов, с течением времени развивалась симпатия к этим величественным животным. А поскольку целью их было извлечение ценного ресурса, они заботились о сохранении поголовья, и кит-самоубийца искренне их огорчал.

– Держитесь крепче! – крикнул молодой гарпунер.

Промчавшись сквозь линию прибоя, кит вылетел прямо на сушу, распахнул зубастую пасть, и его вырвало.

На землю каскадом падали большие сгустки серо-черного живого янтаря, которые формой и консистенцией напоминали только-только начинающую застывать лаву. Играющие на пляже дети радостно кричали, зная, что это большая удача для китобоев. Они подошли ближе к тяжело дышащей туше, чтобы поглазеть на добычу и посмотреть, нельзя ли помочь киту вернуться в море.

Ребятишки с интересом разглядывали кучу живого янтаря, в середине которой, похоже, было что-то необычное. От нее исходил резкий насыщенный запах: этакое причудливое сочетание мускуса, земли, камфары и каких-то растений.

Внезапно дети испуганно заорали: куча зашевелилась.

Из нее появилась фигура ползущего на четвереньках человека, с головы до ног облепленного вязкой субстанцией. Незнакомец отчаянно отплевывался, кашлял и рыгал.

– Убейте кита, – с трудом выдавил он.

А потом рухнул наземь и перестал двигаться.

Пан, первый месяц первого года правления Сезона Бурь

Человек из чрева кита стоял перед троном Одуванчика. Под пристальными взорами императрицы Юны и императрицы Джиа, запинаясь и подбирая слова, он начал свой рассказ:

– Меня зовут Таквал Арагоз, я сын Соулийян Арагоз, дочери Нобо Арагоза, последнего пэкьу агонов…

Он полагался на простые обороты, сопровождаемые множеством жестов, но все понимали, насколько значимой была его речь.

После того как пэкьу Тенрьо завоевал Гондэ, агоны рассеялись по окраинам мелколесья, порабощенные племенами льуку.

Оттесненные от пресных озер, полноводных рек и талых вод далеких снежных гор, агоны боролись за выживание в пустынях юга, в суровых льдах севера, в голых предгорьях востока.

Такова доля побежденных. По закону степей слабый покоряется сильному.

В тот год, когда Таквалу исполнилось двенадцать, из Большого шатра пэкьу Тенрьо в Татене во все поселения агонов прибыли гонцы с требованием отправить пэкьу от каждой семьи по одному ребенку в качестве дани.

Соулийян, мать Таквала, приходилась младшей дочерью Нобо Арагозу, последнему пэкьу агонов. Ее и ее брата Вольу пощадили во время истребления рода Арагозов, потому что матери их были рабынями и Нобо официально не признавал своего отцовства. Тем не менее уцелевшие соплеменники относились к Соулийян и Вольу как к последнему звену, связующему их с былой славой.

Но приказ Тенрьо не делал исключений ни для одной семьи, и Таквалу Арагозу, потомку последнего правителя, пришлось ехать в столицу.

Там он стал одним из конюхов пэкьу. Мальчик ухаживал за гаринафинами, кормил их, присматривал за детенышами, убирал навоз. А заодно близко познакомился с другими рабами.

В их числе были также оставшиеся в живых участники экспедиции адмирала Криты. Выучившись от них языку дара, Таквал вдоволь наслушался историй о чудесах далекой страны: узнал про ветряные и водяные мельницы, про бронзовое и железное оружие, про воздушные суда, способные оставаться в небе неделями, про умных людей, которые сумели придумать и построить корабли величиной с горы.

Для большинства рабов эти истории были всего лишь способом скоротать время по вечерам, но для Таквала они означали нечто иное, ибо сулили ему надежду.

В год, когда Таквалу исполнилось девятнадцать, пэкьу Тенрьо объявил, что посылает армию на завоевание благословенного рая, который будет обретен в земле Дара.

Вместе с рабами, воинами льуку и танами, оставшимися дома, Таквал стоял на