Он жаждет покрыть себя военной славой и отомстить льуку, но войско гаринафинов не будет готово еще десять лет. Нам следует избегать войны, пока мы не будем уверены в победе. Фиро нужна твердая и верная рука, чтобы удерживать его от поспешных решений.

– Ты и есть эта рука. Я никогда не поставлю под сомнение твое положение регента, старшая сестра. Я не посещала официальных собраний двора со смерти Куни и впредь продолжу воздерживаться от всякого участия в политике.

Джиа покачала головой, выражение ее лица было печальным, но решительным.

– В таком случае, – осведомилась она, – ты предлагаешь мне выпить из этой чашки?

– Ничего подобного! – горячо воскликнула мать нового императора.

– Не могут за троном одновременно стоять два человека, которых воспринимают как источник власти. Пусть Фиро уважает меня, я не способна соревноваться с силой материнской любви. Даже если ты сдержишь слово, всегда найдутся те, кто не устоит перед соблазном использовать твое имя в качестве флага. Дара предстоит опасное путешествие: чтобы сохранить мир до той поры, когда мы будем готовы возобновить войну, мне придется проводить политику, которая может оказаться весьма непопулярной и затронет интересы тех, кто обладает реальной силой. Они станут подходить к тебе со страшными угрозами и обещаниями, способными растопить сердце; будут нашептывать императору в ухо, что я одержима властью и что он должен править сам по себе; начнут уговаривать тебя поддержать стремление сына к независимости и подбивать его назначить наставницей тебя вместо меня. Если ты не хочешь пить этот чай, тогда, ради народа Дара, его выпью я. Будет меньше раздоров, если за троном останется только один голос, пусть даже не мой.

– Ты говоришь о возможностях, – промолвила Рисана. – Об опасностях, которые могут возникнуть, а не о любви и преданности, которые уже есть.

– Я не могу полагаться на любовь и преданность, – возразила Джиа. – Это роскошь, недоступная тем, кто определяет судьбу миллионов. Что нам требуется, так это системы и правила, способные направлять поток власти. Но пока они еще не созданы, мне придется самой управлять властью.

– Похоже, ты просто влюблена в идею власти, – заметила Рисана. – И это власть управляет тобой.

– Кто-то, без сомнения, именно так и скажет. Будут говорить, что я ревную к тому, как Куни благоволил тебе в последние годы; что я жажду присвоить полномочия, принадлежащие другим; меня будут называть коварной и амбициозной, сделают из меня сущую гарпию. Но чего стоит моя репутация по сравнению со спасением народа Дара? А потому я все равно сделаю то, что считаю правильным, а остальные пусть думают что хотят.

Рисана выпрямилась и покачала головой.

Джиа испустила тяжелый вздох и кивнула.

– Прошу тебя лишь об одном, – сказала она. – Помни о моих словах и сделай все, чтобы помочь Фиро совершать поступки, направленные на благо народа Дара, а не на удовлетворение его собственного честолюбия.

Императрица поднесла чашку к приоткрытым губам, а потом наклонила ее…

Рисана выбила чашку у нее из рук, чай расплескался по полу.

– Ты в самом деле собиралась это сделать, – ошеломленно проговорила она.

Джиа взяла себя в руки и горько улыбнулась.

– Ради блага Дара я готова была смотреть, как моего любовника казнят за мои интриги; готова была отдать приказ убить моего мужа ради победы; я готова развязать войну против родного сына, хотя его жизни будет грозить опасность. Любовь заставляет совершать странные поступки, а я люблю эти острова и людей, которые на них обитают. Что моя жизнь по сравнению с существованием всего народа Дара? Могла бы ты принять одно из таких решений?

Рисана покачала головой и задрожала еще сильнее.

– Величие королей… Оно не блестит, как золото, и не сияет, подобно драгоценному нефриту, – продолжила Джиа. – Его созидают железом и кровью.

Постепенно Рисана уняла дрожь и приняла позу мипа рари.

– Вплоть до этой минуты я не понимала тебя, старшая сестра. Ты воистину достойная императрица Дара.

Она склонилась в джири, и Джиа поклонилась ей в ответ.

– Яд требует слишком много лжи, – заметила Рисана. – И он останется пятном на доверии Фиро к тебе – пусть для тебя доверие и не имеет значения, однако оно важно для него.

Джиа кивнула в знак согласия.

– В полночь я взойду на башню Любования Луной и спрыгну оттуда, – продолжила консорт голосом спокойным и твердым. – Это будет выглядеть как несчастный случай.

Передвигаясь на коленях, она подобрала упавшую чашку и вытерла разлитый по полу чай рукавами, а потом вернулась к столу и осторожно поставила чашку рядом с жаровней. После чего криво улыбнулась собеседнице.

– Нам следует идеально оформить сцену: сломанная опора на балюстраде, лужица воды у места, где я стояла, – подобные детали важны в представлении.

Джиа поклонилась снова:

– Тебе пожалуют титул императрицы Дара посмертно. Я позабочусь, чтобы придворные историки возвеличили твое имя в хрониках Дара.

– Проводи больше времени с Фиро, когда я уйду, – попросила Рисана. – Пусть он и быстро взрослеет, но любому мальчику нужна мать. Твое присутствие его утешит.

– Обещаю, – сказала Джиа.

* * *

Придя в свою опочивальню, Рисана отпустила всех служанок и слуг, заперла дверь и уселась на циновке посреди комнаты. Консорт разделась и вырезала из платья намоченные чаем части рукавов. Неспешно и аккуратно она разрезала ткань на полоски, потом разделила их на квадратики. Руки у нее тряслись так, что она боялась порезаться. Доводы Джиа звучали весомо. Рисана не могла представить, как отдает солдатам приказ стрелять по врагу, когда те закрываются ее мужем, словно щитом. Была не в силах вообразить, что можно пойти войной на собственного сына. Это верно, что Дара нужна твердая рука, чтобы противостоять потопу льуку, – ее дрожащим рукам не хватит силы, чтобы поддержать Фиро, Жемчужину-На-Ладони.

В клетке рядом с Рисаной сидел кролик. Она выжала ткань в чашку, смешала жидкость с дольками фруктов и поставила чашку в клетку. Зверек подозрительно понюхал угощение, потом принялся есть.

Женщина внимательно наблюдала за ним. Вскоре чашка опустела, кролик отошел от нее и запрыгал по клетке, шевеля усами.

Рисана не могла представить, что оставит Фиро. Пусть мальчик задирист и горделив, но в душе он добрый и мягкий. Любовь толкает на странные поступки, это верно. Но разве странно не хотеть умирать, бросив своего ребенка одного?

Кролик скакал по клетке, не выказывая никаких признаков плохого самочувствия. Чай не был отравлен.

Рисана зажмурила глаза. Все это оказалось спектаклем. Джиа готова была выпить чай, потому как знала об отсутствии опасности. Она разыграла представление с целью вызвать у Рисаны восхищение, завоевать ее