– Что тут смешного?

– «Снизить уровень своих ожиданий». Я застала Робина, когда он был по самые яйца в другой. Неужели может быть что-то ниже этого? Мне что, начать писать письма в тюрьму приговоренным к пожизненному заключению? «Дорогой Питер Сатклифф…»[41]

Даже Эстер фыркает.

Майло говорит:

– Яйца. Я-яйца.

– Майло! Помнишь наш разговор о том, что не следует повторять разные вещи? Тетя Джорджина говорила о яйцах под майонезом. Правда?

– Конечно. Они очень вкусные, – подтверждаю я.

– Майонез, – говорит Майло. – Яйца под майонезом. Майца.

– Да! – радостно кивает Эстер. – Майца! Э-э… – Она встряхивает головой и улыбается благостной материнской улыбкой. – А как зовут этого Эвока?

– Корабль в дерьме.

После того как Майло было дано исчерпывающее объяснение, я сказала Эстер, что было бы хуже, если бы он повторил имя Йоркширского потрошителя. Но она не смягчилась.

Как только мы уселись за стол и с жадностью набросились на жареный картофель (тут есть какой-то магический секрет, включая корочку из манной крупы), на подъездной аллее останавливается большой автомобиль. Я вижу, как водитель выходит и начинает раскладывать кресло на колесиках. Несколько минут спустя в кресло помогают усесться громоздкой восьмидесятилетней Нане Хогг.

Эстер в равной степени боится и презирает бабушку Марка по отцовской линии из-за того, что последняя чрезмерно груба. Эстер заявляет, что у нее старческий маразм, но я в этом не уверена. Мне кажется, она просто вздорная и давно уже в тех летах, когда «Мне-Плевать-Как-Я-Выгляжу». Поход в гости из дома для престарелых – шанс для анархии.

Из чувства долга и почтения к ее возрасту никому не приходит в голову не приглашать ее на воскресные ланчи. Эстер терпеть не может Нану Хогг, тогда как я наслаждаюсь ее обществом. Вероятно, потому что, в отличие от остальных, у меня нет респектабельного фасада, который могла бы разрушить старушка.

– А я и не знала, что она сегодня приедет! – говорю я веселым тоном.

– Гм-м. – Эстер хмурится, глядя на часы. – Нам повезло: она опоздала всего на час с четвертью. Считает себя принцессой Маргарет.

– У нее проблемы после той инфекции в воде. Она медленно идет на поправку, – примирительным тоном объясняет Марк, направляясь к дверям. Он публично возражает Эстер только в тех случаях, когда она пренебрежительно отзывается о Нане Хогг.

Она его бабушка, поэтому он ее защищает. Но Марк вообще очень славный – кроткий, добрый, склонный видеть во всех хорошее. Он всегда проявляет интерес к другим, но при этом держится в тени и не сует нос в чужие дела.

Когда Эстер впервые сказала мне, что встречается с кем-то на своих занятиях по подготовке к экзамену на степень по счетоводству, добавив: «И я думаю, что он тот, единственный!» – я подумала: ну да, в худшем случае это безжалостный ублюдок, а в лучшем – жуткий зануда. В школе ей нравились хамоватые спортсмены. Марк стал мужем Эстер и отцом ее ребенка, и, слава богу, он просто прелесть. Взять хотя бы его заботу обо мне: он сосватал мне халтуру в «Уикер». Дома он носит тапочки-мокасины ручной работы, и все же я отдала бы за него жизнь.

– Нечего было меня ждать.

С таким приветствием – вместо того чтобы поздороваться или извиниться за опоздание – обращается к нам Нана Хогг, увидев накрытый стол.

– Рад, что ты смогла приехать, – говорит Марк, наклоняясь к старушке и целуя ее в щеку. Его метод – просто игнорировать ее тон, слова и поведение.

У нее серебряные волосы, все в тугих кудряшках от бигуди, а бюст перекатывается, как вздымающиеся волны.

– Привет! – говорю я с легким взмахом руки. – Приятно снова вас видеть.

Она мне не отвечает. Правда, могла просто не услышать моих слов, поскольку в этот момент ее усаживали за стол.

– О, это говядина? Я не могу переваривать говядину, – замечает она. У Эстер такой вид, словно ее ошпарили кипятком.

– Но мы же спрашивали…

Марк кладет ладонь на руку Эстер.

– Тут много всего остального. Джефф, вы не передадите мне горошек и морковь…

– Мы встречались раньше, я Джеффри, – вкрадчиво произносит мой отчим, обращаясь к Нане Хогг и протягивая ей руку над жарким. – Муж Пэтси.

– Да, я знаю, кто вы. Я старая, но не умалишенная, – отвечает она, как бы не видя его протянутой руки. Мне приходится срочно заткнуть рот листиком салата, чтобы не рассмеяться. А я так отбивалась от этого ланча! Вкуснятина, спиртное, горячая подливка – и Нана Хогг. Это идеальное средство отвлечься от моих печалей.

– Гог уволили из ресторана, – сообщает Эстер, швыряя меня на заклание, чтобы отвлечь волков.

– О нет, Джорджина! – восклицает мама, со стуком кладя на тарелку вилку и нож. – Что ты сделала?

– Я ничего не сделала. Заявился ресторанный критик и стал жаловаться, а шеф-повар Тони устроил шоу из моего увольнения. Жертва богам, чтобы критик не написал о скверной еде в этом ресторане.

– Превратности судьбы случайного работника, которого легко нанять и уволить, – произносит Джеффри с явным удовольствием, поднося к губам бокал. – Увы, у него так мало прав.

Мне хочется скорчить ему рожу. Джефф ушел в отставку с поста вице-президента фирмы, занимающейся центральным отоплением, с огромной пожизненной пенсией.

– Пора заняться чем-нибудь другим. Пойди на курсы стенографии и поступи на какую-нибудь должность в офисе, – советует мама.

– Не думаю, что кто-то еще интересуется стенографией, мама. Больше нет машинописных бюро. И нет боссов, которые гоняются за секретаршами вокруг письменных столов.

– В любом случае скоро ты выйдешь из того возраста, когда за тобой будут гоняться вокруг чего бы то ни было.

Гол! Удар прямо в солнечное сплетение.

– В мое время мы называли вас «тюремной наживкой», – сообщает мне Нана Хогг, имея в виду несовершеннолетних, за секс с которыми можно было угодить в тюрьму.

Эстер поспешно встает, чтобы снова наполнить соусник подливкой. Но я-то знаю, что это всего лишь предлог. Она негодует из-за непристойного разговора при ее маленьком сыне. А как насчет непристойного разговора при ее младшей сестре?

– Теперь уже вряд ли кого-нибудь посадят в тюрьму из-за Джорджины, – замечает Джеффри, многозначительно подмигнув. Вот гад!

– И все же многое еще незаконно теперь, когда женщины перестали быть собственностью, Джефф, – отвечаю я. Мама шипит: «Осторожней!» – бросив настороженный взгляд на Майло.

– О да, я виноват, это я затронул эту тему.

– Как назывался ресторан? – осведомляется мама.

– «Это Amore!». Итальянский ресторан в Брумхилл.

– Я не люблю итальянскую еду. Однажды я ела грибной суп в итальянском ресторане, и