Полковник и Сотник отдали честь и покинули кабинет.

Через несколько минут группа почти бегом промелькнула через приемную, где оставшийся в одиночестве сотник отдал мимолетный салют уже в спину сыну.

А еще через несколько минут дробь копыт известила, что группа ушла на задание…

Глава 7. Погоня

Глава 7. Погоня

5 день 1 месяца лета (9 месяца года) 2009 г. Я.

Империя, Приграничье,

где-то к востоку от Ярмарочного тракта

Лошадки оказалась хороши — и основные и заводные. Невысокие, с крепкими мохнатыми ногами и большими копытами, чубарые и пегие, выносливые лошадки северной породы отлично зарекомендовали себя в южных горах. Возможно, в галопе они и уступали более рослым скакунам, но были способны сутки напролет идти резвой размашистой рысью.

Не сказать, что егерям-следопытам часто приходилось разъезжать верхом, но в училище выездке уделяли немалое внимание. Поэтому четыре с лишним «скачка» группа прошла быстрой рысью, каждый час меняя лошадей. К месту ночного боя добрались задолго до полудня — светилу до зенита было еще почти две ладони. Результат далеко не рекордный, но отличный.

На условленном месте осадили коней. Ожидающий егерь поднялся из-под маскировочной накидки у края поляны. Все как положено — можно пройти на расстоянии вытянутой руки и не увидеть секрет. И то — встал один, а где остальные из тройки?

Это было правильно. Вчера здесь состоялся бой, и ничто не гарантировало, что он вновь не разгорится на этом же месте. Это Приграничье…

— Мастер-сержант? — вопросительно произнес он, не опуская оружия и не приближаясь.

— Во имя Империи! — отсалютовал Больц. Остальные держались сзади, кони пританцовывали, горячась.

— Под дланью Единого, — без энтузиазма отозвался встречающий.

— Сержант Бюмлер? Нас прислал инквизитор Бирнфельд. Питер Бирнфельд.

Лицо встречающего егеря несколько оттаяло. Он переложил глефу в левую руку и отсалютовал: «Добро пожаловать, мастер-сержант! Не ждали поддержку так быстро».

— Кони оказались хороши, — Больц спешился и кинул поводья Ривалду. Протянул руку егерю. — Адалард Стребен, инструктор-следопыт Западного полка. Со мной…

Но встречающий егерь скользнул назад, перехватывая глефу и принимая боевую стойку и, в ответ на его действия, у ног Больца задрожала невесть откуда прилетевшая стрела.

— Ни с места! У Адаларда Стербена усы, известные всему корпусу!

— Стойте-стойте!!! — Больц примирительно поднял руки. — Усы сбрил вот только сегодня утром. Присмотрись, мне до сих пор губу потом щиплет — там еще, наверное, и порезы есть…

Егерь заколебался, но, сохраняя дистанцию и не выпуская из виду спутников Больца, просил: «Если ты младший Стребен, то какое прозвище было у тебя в училище?»

— Не младший, а средний. Мой младший брат собирается поступать в училище на следующий год. А меня в училище прозвали Болт (Bolz).

— А полностью?

— «Несгибаемый Болт», за то, что гарнизонную шлюху по прозвищу Горластая Эльза вокруг казармы на х@ю прокатил. Эльза в горло давала, но и горлом брала, если что не по ее. Доволен?

— Да, мастер-сержант. Доволен.

— Да что у вас тут творится⁈

— Лошадок можете здесь оставить, мастер-сержант. Мои ребята их выходят и назад отправят. А я вас провожу. Дальше только пешком. По дороге все и объясню.

Больц пожал плечам: «Хорошо, сержант. Веди». Тройка привычно взвалила на себя амуницию и вслед за местным сержантом растворилась в подлеске. Больц догнал егеря.

— Что у вас тут творится, серж? Только давай, без чинов, по-братски. Тебя как зовут?

— Гёртель, старшой. Сержант Петр Бюмлер по прозвищу «Гертель». Выпускался на 2 года позже тебя, но прости — без усов не признал.

— Пустое. Без обид. Правильно поступил. Но все же — что у вас тут творится?

— Странные вещи творятся, Больц. Моей тройки здесь не было, нас уже утром подтянули. Когда раненых увозили. Один из них сказал, что Волки через наши секреты прошли, и никто их вроде не заметил. И вроде, когда они неожиданно появились у костра, этот парень как раз наблюдал и вроде видел, что собаки были в егерских плащах. И бандюки подорвались с воплями «Егеря!». А уж потом они плащи сбросили, и обнажили черный доспех — тут все ясно стало. А после этого появляетесь вы, на добрых два часа раньше, чем мы вас ожидали. Вот я и…

— Еще раз говорю — правильно сделал. Без обид. Что еще расскажешь?

— Да больше ничего не расскажу. Не было меня здесь. А вот парень, который вас ждет, был. Он у следа сидит. Как вы уйдете, мы его забирать будем. Ранен он и ослаб уже. Так что хорошо, что вы рано.

Пешего ходу было минут пять-семь. Вышли на истоптанную прогалину. Поломанные кусты и посеченные ветки, взрытая земля. Здесь явственно был бой и следы его бросались в глаза.

Гёртель призывно свистнул лесной птицей. В ответ шевельнулись кусты, и показался последний из следопытов заслона. Бледный, в порванном плаще, из-под плаща белели бинты, охватившие грудь и живот. Обменялись приветствиями.

— Мастер-сержант Больц? Наслышан. Пойдемте, буду показывать и рассказывать.

Показывал и рассказывал подробно, обстоятельно, указывая на следы на земле, на ветках, на стволах деревьев.

— Когда мы бросились им вслед, степняки разделились. Двое, ведшие девок, ввязались в бой, а один с невольниками стал уходить. Мы с напарником увязались за ним, наш третий уже раненный лежал. Смотрите, степняк и трое мужчин шли вот по этой тропе. Он их вел на веревочке, как собак на поводке. И здоровенные мужики шли, как миленькие. И веревочка и ошейник были не простые. Стоило чуть притормозить — ошейники начинали жечь и душить. Колдуну даже слова говорить было не надо.

— Невольники сказали?

— Невольники сказали. Шел он ходко и уверенно, будто в темноте видел. Здесь, под деревьями очень темно было. Это не людская тропа, звериная. И пришли они сюда не по ней. Я утром уже, по светлому, прошелся шагов на двести по тропе, посмотрел — нет на ней следов приходящих. А вот тут, на развилке, прогалина в листве была — и мы их увидали. А до этого по слуху шли. Невольники сопели и топали, как целое стадо. Потому и думали, что сумеем к нему подобраться, с таким шумом. Но он нас услышал, или почуял. Не знаю. Вдруг яркая вспышка, как молния. Я меч шкурой почуял и чуть отшагнул вправо. И споткнулся о корень. Вот здесь. Я вешку поставил. Мне эти полшага и этот корешок жизнь спасли. Я не знаю, что у него за клинок — но стандартную кольчугу на мне он разрезал, как тряпку. Поперек живота и на излете наруч задел на правой руке. Так и наручь прорезал, гляди, — он левой рукой неловко откинул плащ и снял наруч, просто заткнутый за пояс. Правая рука, забинтованная от кисти до плеча, висела на перевязи. — Заметь, не разрубил, а кончиком прорезал. Вот.

Больц глянул на наруч и передал напарникам. Картинка была удивительная — на ладонь выше нижнего края латный наруч из буйволовой кожи, укрепленный добрым железом, был перечеркнут аккуратным разрезом — будто лубяной. Кожа и металл были перерезаны вместе — будто не железо противостояла колдовскому клинку, а полоски, нарисованные на мешковине. Края разреза в коже даже не лохматились, но затекли застывшей кровью.

— Повезло мне. Чуть на полпальца глубже — и вскрыл бы мне брюхо. А так, сало порезал и руку… Напарнику моему бедро разрубил и ушел. Мужиков этих бросил и ушел. Я утром, как рассвело, чуть вперед прошел по тропе — следы ясные и капли крови. Сначала думал, это он мою кровь или Густава с клинка стряхнул, а потом присмотрел — его кровь. И след правой ноги чуть