Либо он передумал, либо у нас нет времени. Он идет к двери, а я остаюсь рядом с ним, мое сердце колотится так сильно, что мне кажется, что меня сейчас стошнит. Я смотрю на кровать, на которой мне не удалось поспать, усталость накатывает на меня волной, и мне хочется залезть под одеяло и не вылезать. Я хочу спрятаться от всего этого, но не могу.

Иван открывает дверь и выходит на балкон.

Я следую за ним, так близко, что почти прижимаюсь к нему. Он смотрит влево и вправо, и поворачивается влево, подняв пистолет.

— Иван! — Грубый голос с русским акцентом, более грубый, чем у Ивана, раздается позади нас. — Отдай девчонку, и отец будет с тобой помягче. Она принесет немалую цену, даже когда я с ней закончу.

По моей спине пробегает дрожь, и я борюсь с желанием оглянуться. Я вижу, как двое других мужчин поднимаются по лестнице в том направлении, куда мы направляемся, слева, и я уверена, что голос позади нас принадлежит Льву.

Двое других мужчин больше похожи на Ивана, худые и поджарые. У обоих более светлые волосы, чем у Ивана, у одного почти бритые до черепа, а у другого длинные, свисающие на лицо. Они одеты во все черное, держат в руках оружие и останавливаются на лестнице, преграждая нам путь.

— Сдавайся, Иван. — Говорит один из них. — Ты ушел прошлой ночью, но больше не уйдешь. Отец хочет, чтобы ты заплатил за свое предательство, а то, что он хочет, он получает. Он также хочет девчонку. Если ты пойдешь сейчас, всем будет не так больно.

— Верно. Пойдем. — Голос позади нас, голос Льва, теперь ближе. У меня такое чувство, что они могли бы уже приблизиться к нам, если бы захотели, но Иван не сделал ни шагу, и я думаю, что они играют с нами. Или, по крайней мере, Лев играет, а двое других выполняют приказы. Лев играет со своей едой.

Тошнота снова поднимается, грозя задушить меня, потому что я не могу представить себе человека, который делает это. Который наслаждается болью и страхом, и я чувствую, исходящее от него удовольствие, азарт охоты.

Лев свистит, как кто-то свистит собаке.

— Иди сюда, девочка. Иди ко мне, и я позабочусь, чтобы ты насладилась хотя бы частью того, что я с тобой делаю. Выдержи это, и заплати за все грехи моего брата.

Страх пронзает меня, холодный и острый, и мне хочется бежать. Я хочу вырваться от Ивана и убежать обратно в комнату или куда угодно, но оба выхода заблокированы, и Иван заставил меня пообещать оставаться рядом. Я не знаю, каков его план, но он — мой лучший шанс.

Прямо сейчас он — мой единственный шанс.

Все происходит так быстро, что я едва успеваю это осознать. В одну минуту Лев насвистывает, насмехаясь позади нас, а затем Иван нажимает на курок, стреляя, и звук взрывается у меня в ушах, и я борюсь с желанием упасть на землю.

Пули сыплются в ноги его двух других братьев. Я слышу, как один кричит, когда пуля попадает ему в икру, другой визжит, когда одна из них попадает ему в плечо. Они падают назад, размахивая руками на лестнице, брызгая кровью, а Иван продолжает стрелять на ходу, стреляя еще дважды в них, когда он хватает мое запястье другой рукой и тянет меня вперед, переходя на бег.

— Иван! — Рычит Лев позади нас, но Иван продолжает идти, волоча меня за собой, и я не знаю, как мне удается оставаться в вертикальном положении, когда мы несемся вниз по лестнице. Мои ноги скользят в крови, и я почти падаю, но какая-то комбинация Ивана, держащего меня, и моей собственной решимости удерживает меня в вертикальном положении.

— Не останавливайся, — резко говорит Иван, когда мы бежим через парковку. — Садись в машину и опускайся.

Позади себя я слышу выстрелы. Я вздрагиваю, пронзительный звук страха вырывается из моих губ, прежде чем я понимаю, куда бежать, но я продолжаю бежать. Впервые я не спорю. Я просто бросаюсь в машину, когда Иван рывком открывает дверь, сжимаюсь на сиденье, когда он запрыгивает рядом со мной и нажимает на газ в тот момент, когда двигатель оживает.

Слезы текут по моему лицу. Я не знаю, когда я начала плакать или трястись всем телом, но я сворачиваюсь в клубок на сиденье так плотно, как только могу, когда Иван выезжает со стоянки, мчась как летучая мышь из ада, когда он убегает из мотеля. Я не спрашиваю, преследуют ли они нас. Я не спрашиваю, позади ли они нас или что будет дальше. Я обхватываю голову руками, зарываясь лицом в сиденье, пока движение автомобиля дергает меня взад и вперед.

Впервые с тех пор, как я проснулась этим утром, я не борюсь с этим, и просто позволяю себе плакать.

9

ИВАН

Звук плача Шарлотты кажется мне разрывающим что-то из груди, но я не могу думать об этом прямо сейчас. Я должен увести нас. Лев будет преследовать нас, и он столкнет меня с дороги, если сможет догнать. Он не остановится. Я должен увести нас достаточно далеко, с проторенной дороги, чтобы он не последовал за нами.

Я планировал срезать прямую линию до Невады. Четыре штата лежали между нами и новой личностью, и я собирался ехать туда так быстро, как только мог. Но теперь я вижу, что единственный шанс, который у нас есть, — это петлять таким образом, чтобы это не имело смысла, и, я надеюсь, это собьет с пути Льва достаточно надолго, чтобы мы добрались до Вегаса задолго до него.

Я также должен надеяться, что он еще не вычислил мой контакт. Этот человек — мой контакт, а не тот, который я получил через связи отца, и это дает мне надежду. Но только небольшую.

Использование карты на моем телефоне было ошибкой новичка, которую я совершил только потому, что думал, что достаточно их сбил с толку с помощью фальшивых наводок, чтобы отойти на приличное расстояние, а затем прекратить пользоваться телефоном. Я выключаю телефон, используя одну руку и зубы, чтобы открыть сторону, где находится SIM-карта. Я выдергиваю ее, роняю на пол и раздавливаю каблуком. Телефон — следующий, и я бью по нему ногой, пока веду машину, разбивая корпус до тех пор, пока телефон не разлетается на куски.

Поломанная SIM-карта вылетает в окно. Телефон