властей Азербайджана с нефтепромышленниками выяснилось, что у последних нет достаточного количества наличных средств для выплаты заработной платы и им требуются ссуды[365]. Все банки в Баку[366] и Гяндже[367] были опечатаны для осуществления ревизии, которая завершилась объявлением о грядущей национализации банков, всех крупных вкладов и ценностей в банковских сейфах[368]. Последствия были предсказуемы: закрытие банков нанесло всей сфере финансов сильный репутационный урон. А вброс значительного объема денежных знаков на рынок в условиях невозможности продавцам повышать цены привёл к вымыванию с него товаров, в том числе продовольственных.

Вплоть до середины мая действия Времревкома под руководством М.Д. Гусейнова в рабочем вопросе и экономике носили не большевистский, а социал-демократический – «меньшевистский» характер. Сигнал о грядущих переменах дала короткая заметка в газете «Коммунист» о прибытии в Баку председателя «Главконефти» и автора декрета о национализации нефтяной промышленности 1918 года Зиновия Николаевича Доссера[369]. На следующий день, 16 мая, вышел в свет Декрет о рабочем контроле в промышленности и на транспорте. В одном из его пунктов говорится: «лишь только сами работники каждого предприятия через свои выборные органы Рабочего Контроля могут выяснить состояние своих предприятий… раскрывая все коммерческие тайны предприятия, подготовляя отдельные отрасли производства к огосударствлению»[370].

З.Н. Доссер становится «временно исполняющим обязанности председателя» Азербайджанского нефтяного комитата. В этой должности 19 мая он ставит на учет всех инженеров и техников нефтяной промышленности[371].

Однако окончательно планы в отношении нефтяной промышленности большевики озвучили 22 мая. Национализация крупных предприятий объявлялась решенным делом. Вопрос о мелких и средних предприятиях должен был быть рассмотрен до конца мая. Руководством подготовкой декрета занимался старый большевик и потомственный революционер инженер Александр Павлович Серебровский[372], которому суждено будет возглавить процесс национализации нефтяной промышленности Баку после отъезда Доссера.

В день начала восстания в Гяндже, 26 мая, был принят Декрет о национализации нефтяной промышленности. Все предприятия переходили в ведение Азербайджанского нефтяного комитета. Торговля нефтью и нефтепродуктами объявлялась монополией. Огосударствлению не подверглись только кустарные производства[373]. Через десять дней, 6 июня, ему последовал Декрет о национализации Каспийского Торгового Флота[374].

Пытаясь остановить процесс распространения сложившихся в РСФСР практик политики военного коммунизма на Азербайджан, Н. Нариманов 3 июня издал Постановление о свободной торговле. Предревком требовал от властей на местах прекратить ставить препоны свободному перемещению товаров по территории Азербайджана, ограничивая только трансграничную торговлю[375]. В том же духе был и изданный 2 июня Приказ о недопущении вмешательства других властей в распоряжения Наркомпрода[376], очевидно, направленный против действий представителей XI армии в условиях восстаний в уездах Азербайджана.

Тем не менее эти действия уже не могли изменить складывавшееся у жителей Азербайджана понимание того, какую экономическую политику будут проводить большевики. В тот же день, что и Постановление о свободной торговле, был опубликован подписанный Наримановым и Мусабековым еще 20 мая Декрет о создании единого распределительного аппарата («Единого Потребительского Общества»), предписывавший всем гражданам стать членами потребительского общества и приписаться к местному кооперативу. Через огосударствлённые кооперативы под контролем гражданских властей должно было осуществляться распределение товаров первой необходимости среди жителей республики[377].

Глава 6

Отложенная битва за Азербайджан

Легкость, с которой большевики установили власть в последние дни апреля 1920 года на всей территории, контролировавшейся на тот момент АДР, имела для них оборотную сторону: старый государственный аппарат остался практически в нетронутом виде. Многие уездные управы переименовали себя в «ревкомы», а полицейские учреждения в «милицию». Такое положение вещей не могло продолжаться долго. Оно не устраивало ни азербайджанских партийных функционеров, ни местных коммунистов[378],[379],[380], вызывало удивление и негодование политработников XI армии[381], использовалось для антибольшевистской пропаганды в сопредельных странах Южного Кавказа[382].

Первые недели после переворота большевистский Азербайджан был словно на распутье. Новые власти, ставшие у руля в Баку, не предпринимали шагов ни в одной из чувствительных для общества сфер. Даже столь логичный в имевшей место обстановке Декрет об уничтожении сословий и гражданских чинов был опубликован только спустя 2 недели[383].

В начале мая представители существовавших до переворота в Азербайджане партий и политических сил одни за другими объявляли о лояльности большевикам[384]. Армия признала переход власти, сняла погоны и ордена и перешла на новые внешние знаки отличия. Военнослужащие прикрепили к папахе красную ленту, на рукав нашили красную пятиконечную звезду и полумесяц. Вместо погон распространялась сходная с российской армией система обозначения званий[385]. Красные аскеры старой армии даже принимали участие в операциях за пределами территории бывшей АДР на стороне большевиков. Часть Ширванского полка выполняла вспомогательные удары при Энзелийской операции, заняв 21 мая иранский город Ардебиль в южном Азербайджане и захватив при этом одно орудие. Согласно оперативной сводке полка от 22 мая противник при этом разбежался. Затем полк был направлен в Астару для погрузки на корабли и отправки морем в Энзели[386].

Сквозь эту идиллическую картину триумфального, мирного и бескровного возвращения большевиков к власти проступали предвестники грядущих перемен. Нарком просвещения Буният-заде 4 мая конфисковал материалы, подготовленные для публикации газетой партии «Мусават» «Истиглал»[387]. На следующий день председателем АзЧК вместо бывшего бакинского социал-демократа-подпольщика Чураева стал начальник Особого отдела XI армии Панкратов[388],[389].

Переход большевиков к действиям

Отправной точкой начала полноценной, а не формальной большевизации Азербайджана следует считать два события, практически совпавших по времени: признание независимости республики со стороны РСФСР и приезд командующего Кавказским фронтом латыша Ивара Тенисовича Смилги в Баку. По всей видимости, именно в те дни была артикулирована генеральная линия большевиков в отношении Азербайджана.

В то время как в Баку проходили праздничные мероприятия по случаю приветственной телеграммы В.И. Ленина, включавшие в себя митинги и парад находившихся в городе частей[390], наркомпрос Д. Буният-заде объявил о национализации типографий и печати. Эта работа была поручена старому коммунисту[391] Аршаку Михайловичу Хачиеву[392]. Ничего теперь не могло быть отпечатано в Баку без его разрешения. Назначение армянина на такую должность стало огромным ударом по репутации новой власти в среде национально и протурецки ориентированной тюркской общественности, шло в разрез с прежним её позиционированием и не могло быть не использовано для антибольшевистской пропаганды.

По соседству с приказом о национализации типографий в том же номере газеты «Коммунист» оказался список из 21 расстрелянного азербайджанской Чрезвычайной комиссией под