кем работаю десятилетие или чуть меньше. Я приношу свои извинения тем, которые не видели меня в работе раньше, а слышат только обращенные слова, не подкрепляемые делом. Я хочу, чтобы вы на работу ходили с удовольствием, какой бы тяжелой она ни была. Я хочу, чтобы с работы ушли все те (надеюсь, что их нет или их ничтожно мало), кто не верит хосписным заповедям и у кого слова расходятся с делом, кто циничен и считает, что все провозглашаемое мною в хосписе – пустые слова.

Я верю, что все, сказанное мною сегодня, не воспринимается вами как прощание или, не дай Бог, принятие моего поражения. Я верю, что все, мною сказанное, – призыв к действию, к тому, чтобы в хоспис никогда не входили незваные гости – ложь, цинизм, лицемерие.

Мама, тебя нет уже тринадцать лет. Тринадцать не самых простых, но мегаинтересных лет моей жизни. И вот что я хочу сказать тебе сегодня: за эти годы ложь, цинизм и лицемерие в двери наших хосписов не вошли.

Толстовская мудрость

Но вообще ведь нет ничего сложного и сверхъестественного в рассуждениях о немощи и в желании облегчить человеку его состояние, быть рядом в его страдании, беспомощности и одиночестве. Почему же тогда все это так ново? Так трудно прививается? Почему столько сопротивления? Неприятия? Почему так трудно просто быть искренним?

Кто, кроме маминых собственных болезней, научил ее так чувствовать чужую болезнь, тело, немощь, настроение?.. Сотни людей, с которыми ее свела жизнь, вспоминают эту ее невероятную способность за минуты понять главное, расположить к себе, погрузиться в чужие проблемы так, как будто она не пять минут назад познакомилась с человеком, а всю жизнь дружила.

Она действительно всех видела насквозь. И чутье у нее было поразительное. Как-то, размышляя об этом ее умении, анализируя свою неспособность к ней хоть как-то приблизиться, я по-школьному назвала это «толстовской мудростью».

Почему ей была дарована эта невероятная мудрость и способность проникать в боль других людей? И кому еще это дано? У кого теперь учиться?..

Не плачет

В одной палате у нас есть бабушка, она все забывает, а потом концентрируется на какой-то одной грустной мысли и все время плачет. Хочу домой. Или не хочу, чтобы меня выписали. Хочу жить или не хочу укол.

И я говорю медсестрам: девчонки, ну простой же рецепт, вы вывезите ее в холл, где все время жизнь, не оставляйте ее в палате с этими навязчивыми мыслями. В холле же постоянно движуха, суета, люди, звуки – она и не будет даже успевать плакать.

Вывезли. Вроде довольны все – бабушка крутит головой и не плачет.

Спасибо Богу за всё

Мне сегодня снился сон, что я – это я. Медленный и спокойный сон, потому что я выспалась, наверное…

Я во сне гладила рубашки Илюшины: воротничок, манжеты, спинку, серединку, рукава, грудь; я поливала цветы на подоконниках и обрезала сухие листья; я разбирала и складывала парами и по разным шкафам чистые носки миша-лёва-илюша; я сидела в уютном кресле, задрав ноги в красных вязаных носках на стену, и читала оксфордский учебник по паллиативной помощи; я отмывала маленькие уютные круглые следы собачьих лап от своей белой ванны и ругалась, что дети не делают этого сами сразу после прогулки; я мыла противень из-под шарлотки. Хороший был сон.

Совсем другие сейчас мои дни. Не плохие, потрясающе интересные, насыщенные, прошедшая неделя порой выглядит так, словно я пролистываю на большой скорости книгу по истории двадцатого столетия в фотографиях.

Какими будут мои дни лет через десять-пятнадцать, не знает никто. Но мое прошлое из сегодняшнего сна и мое настоящее из скоростного фотоотчета невероятно мне нравятся. И самое классное, кстати, что я с утра всегда хочу этот новый день, всегда ныряю в него с разбега.

Днем ругаюсь, вечером ною, конечно, но это просто характер такой, ведь утром все равно радуюсь. Короче говоря, спасибо Богу за всё.

Дачное

Этим летом я старалась проводить как можно больше выходных на своей любимой даче в Никитине. Три часа на машине – и я в другом мире, в родительском.

Теперь в деревне у меня есть кресло, которое мне подарили на день рождения: подвесное, мягкое, большое, с москитной защитной сеткой. В этом кресле уже и вносить правки в документы не так раздражительно, Чубакка в ногах лежит, кайфует.

Еще у нас вылупились птенцы. На рукомойнике гнездо – теперь умываться негде. Короче, очень люблю свое Никитино. Там можно дрыхнуть до обеда, а встаётся легко и рано… Дача – это способ убежать от реальности.

Грядки в деревне – мой отдых. Без них я сдыхаю. Я обожаю ковыряться в огороде, полоть и косить до того состояния, когда уже нереально разогнуть спину. Эта дачная усталость – невероятный кайф! Особенно в жару, когда после марафона на грядках смываешь пот и грязь, обливаясь холодной водой из шланга.

Но лето кончается. Утреннее нежное солнышко сменяется туманами. Шикарные зеленые кусты картофеля коричневеют и гниют на грядке. А значит – приходит время привозить в хосписы излишки урожая: кабачки, тыквы, огурцы, яблоки, арбузы, дыни, помидоры. Все, что выросло и не нашло применения у вас дома, пожалуйста, привозите к нам в хосписы.

Наши повара испекут для пациентов и их близких ароматную шарлотку, волонтеры нарежут арбуз и дыню, которые у всех ассоциируются с закрытием летнего дачного сезона. Нашим пациентам очень важно и приятно быть частью дачных процессов: толькочтошний урожай напоминает им о своей даче, о часах, проведенных на грядках под палящим солнцем.

И цветы! Наши пациенты очень любят цветы. Астры, георгины, гладиолусы, ромашки, золотые шары. Вазы с цветами мы расставляем в палатах. Всё как дома. Чтобы просыпаться и видеть, как лучи солнца падают на осенний букет.

И если у вас есть дачный урожай и желание помочь – пожалуйста, привозите свои угощения, цветы, овощи и фрукты. Порадуйте наших подопечных… на всю их оставшуюся жизнь.

Детский хоспис

В детском хосписе у сотрудников удивительные лица. Смотрю в их глаза, на их руки и забываю на какое-то время про все те проблемы, которые сейчас творятся в мире. Про всё, что нас волнует каждый день нашей здоровой жизни. Мне кажется, что если