Ее нос пересекает обеспокоенная морщинка.

― Я не знаю как.

― Маленькая фиалка, если твои губы обхватывают мой член, значит, ты все делаешь правильно. ― Я подталкиваю ее за затылок к своему ноющему паху. Она смачивает губы. Вдыхает. А потом…

Чистое, блядь, волшебство.

Ощущение, когда я вставляю свой член между пухлыми губами Сабины, не что иное, как экстаз. Она берет меня так охуенно, будто рождена для того, чтобы сосать мой член. Клянусь, я так тверд, как никогда в жизни, так тверд, что из кончика уже течет.

Моя рука сжимает в кулак ее шелковистые локоны. Я слышал, что Ферра восстановила длину ее волос, но сам не видел их до сегодняшнего вечера. Мне больше нравились волосы длиной до подбородка, но я не собираюсь жаловаться на косу, которую можно намотать на запястье, пока я направляю ее покачивающуюся голову.

Я стону от волны нарастающего удовольствия.

У нас не было секса с момента ее помолвки ― будет ли она готова, когда я ворвусь нее?

Будет ли она стонать? Задыхаться? Умолять об этом?

Мои яйца напрягаются, когда я достигаю грани, за которой не смогу терпеть ее красивые губы, сосущие мой член. Если я не зароюсь в нее в ближайшее время, меня разорвет на части.

Схватив ее за косу, я с рваным стоном выхожу из ее рта.

Мой голос хриплый, когда я приказываю:

― Теперь ложись.

Она прикасается пальцами к своим распухшим губам с таким видом, будто не может поверить в то, что только что сделала. Она откидывается на подушки, а я забираюсь на нее сверху, как зверь, готовый заявить права на свою добычу. Мои мышцы напряжены. Мой пульс стучит в ушах.

Я могу сорвать с нее эту ночную рубашку…

― Бастен, ― говорит она задыхаясь с пылающими глазами, ее тон быстрый и безрассудный. ― Я хочу, чтобы ты сжал мои запястья, как тогда, когда мы лежали на полу.

Адамово яблоко подпрыгивает у меня в горле. Неужели моя маленькая дикая кошечка просит о том, о чем я думаю? Если да, то в постели она смелее, чем я думал. Такая испорченная. И хотя я фантазировал об этом много ночей, я хочу быть абсолютно уверенным, что понял ее правильно.

― Вот так? ― спрашиваю я, поднимая ее запястья над головой и прижимая их к матрасу.

Она стонет самым восхитительным образом. Ее бедра двигаются под моими, как будто мы снова боремся, как будто она хочет почувствовать то дразнящее трение, которое было в прошлый раз. Снова почувствовать эту борьбу за власть.

― Ах, ― говорю я. ― Так вот что тебе нравится. Ты хочешь, чтобы я удерживал тебя, Сабина?

Ее большие круглые глаза умоляют меня, говоря, что она не знает точно, чего хочет ― или, по крайней мере, как выразить это словами.

― Ты должна это сказать, ― бормочу я.

Она говорит:

― Трахни меня так, будто мы деремся.

Она даже не представляет, какой эффект производят на меня эти слова. У меня стояк практически с первой встречи с ней, но именно в ту ночь, когда она попросила меня научить ее драться, мое влечение переросло в одержимость. Ощущая ее извивающееся тело под своим, слушая, как пульс учащается в ее венах, пока не захлестывает…

Я поднимаюсь на колени и перебираюсь через нее, отбрасывая назад свои волосы, выбившиеся из узла на затылке. Ее глаза следят за каждым моим движением, когда я слезаю с кровати и открываю ящики ее шкафа, роясь в них, пока не нахожу два шелковых пояса для халата.

Намотав их на ладонь, я возвращаюсь к кровати и привязываю ее левое запястье к изголовью. Она протягивает мне руку, но в ее глазах столько же страха, сколько и предвкушения, пока я связываю ее. Затем перехожу на другую сторону и проделываю то же самое с другим запястьем, пока ее руки не оказываются зафиксированными над головой.

По пути назад я подбираю с пола кинжал, который дал ей.

― Что ты делаешь? ― вздыхает она.

― То, о чем ты просила. ― Я набрасываюсь на нее, прижимаю нож к подолу ее ночной рубашки, разрезаю ткань по центру, а затем отбрасываю ее в сторону. Наконец-то. Боги, как же я мечтал об этой груди!

Ее запястья привязаны к кровати, и она не может помешать мне ласкать ртом ее соски.

Она стонет и выгибает спину, как кошка. Ее ноги обвиваются вокруг моих бедер, когда она пытается прижаться ко мне без помощи рук.

Я упираюсь основанием ладони в ее бедра, прижимая к себе ее извивающуюся попку. Мой член напрягается и вздрагивает, чувствуя близость ее влажного жара. Я впиваюсь зубами в ее нижнюю губу, срывая поцелуй, который превращается в сражение языков друг с другом.

Я стону ей в ухо:

― Ты даже не представляешь, как сильно я хотел трахнуть тебя каждую ночь, когда связывал твои запястья в лесу.

― Я тоже этого хотела, ― задыхается она. ― Я хотела, чтобы ты трахнул меня.

Эта девушка. Эта порочная, идеальная девушка.

Неудивительно, что мы с Сабиной получаем удовольствие от грубого секса, веревок и лезвий. У нас обоих было жестокое детство. Мы извращены, да. Мы жаждем темных вещей, которые формировали нас, потому что они навсегда стали частью нас. Меня поощряли причинять боль. Ее держали взаперти, били.

Да. Мы чертовы извращенцы.

Но вот в чем дело. Мы можем сделать из своего прошлого то, что хотим, и вернуть себе веревки и плети, если захотим.

― Бастен, ― стонет она, откинув голову назад так далеко, что в лунном свете блестит горло. ― Я должна почувствовать тебя. Сейчас же.

Кончик моего члена скользит по ее сочащейся киске, дразня внешние складочки. Из ее рта вырывается стон, достаточно громкий, чтобы я забеспокоился, что нас могут услышать. Я мотаю головой в сторону двери, прислушиваясь, нет ли там