«Мордва, мордва, а, мордва! Пойдемте мы себе другую землю посмотрим». Сам Тюштя пошел вперед, а за ним вся мордва повалила. Дошли они так до берега моря и стали себе кашу варить. Оглянулись, а русская рать уж чуть их не настигает. Тюштя махнул на две стороны своим платком, море сейчас расступилось, он пошел на другой берег и народу велел за собой итти. Одни говорят: «Айдате!», а другие говорят: «Кашу-то съедим». Царь Тюштя на другой берег выбрался, смотрит – а половина народа на том берегу сидит, кашу ест. Тюштя тут рассердился, махнул своим платком, море опять сошлось и потекло. А Тюштя тех, что остались, проклял. «Веки вечные живите, – крикнул он им, – боярам хрестьянами да холопами служите!» Вот с той поры де мордва русским и покоряется. Варкадин-то все и сговаривается, чтоб враз на русских ударить. Под Нижним-то опять не вышло. Он к Мо́скову послал – попенять ему и на Арзамас звать.

Лес стал редеть, и они выехали на опушку. Прямо перед ними вилась речка, а влево раскинулось село.

– То Кудьма-река, – сказал Артюшкин, – а село – Комарово. Ты гляди, гляди, – чего они там?

На дороге около села видны были возы со снопами, около них шагали мужики. Как только передние ряды мордвинов показались из леса, в деревне послышался визг, крики. Видно было, как мужики нахлестывают лошадей и гонят их к деревенским воротам.

Через пять минут на дороге было пусто. Только один отставший воз сиротливо торчал среди дороги, брошенная лошаденка взмахивала хвостом и тянулась к придорожной траве.

Деревенские ворота были наглухо заперты.

Но мордвины и не собирались заезжать в эту деревню. Только один молодой парень выскочил из рядов, погнал свою лошадь к возу, соскочил, выпряг лошаденку, взял ее за повод и поскакал к своим, оставив воз на месте.

Голова отряда уже подходила к речке. Ближе к селу видна была лодка перевоза, но перевозчик, видимо, тоже убежал. Впрочем, переправлять весь отряд на пароме было бы слишком долго, и Варкадин, подозвав к себе двух молодых парней, послал их поискать брода. Они направили лошадей к берегу, но берега тут были хоть и не высокие, но обрывистые, и лошади упирались, не хотели соскакивать в воду.

У Михайлы вдруг мелькнула мысль. Он выехал из толпы, подскакал к Варкадину и сказал:

– Дозволь мне поискать броду. Я эту речку знаю.

Варкадин кивнул головой.

Михайла направил свою лошадь к берегу и повернул ее вправо, против течения, к тому месту, где на другом берегу виднелась поодаль от реки еловая роща. Михайла делал вид, что внимательно присматривается к воде. Когда он очутился против рощи, он круто повернул лошадь к берегу, сильно стегнул ее и заставил войти в воду. Через несколько шагов вода уже подошла лошади под брюхо и стала подниматься выше. Михайла подтянул полы армяка и изо всех сил подгонял лошадь. Они были уже на средине реки. Сильное течение сбивало лошадь с ног, и она наконец остановилась, отказываясь двигаться вперед и стараясь всеми четырьмя ногами удержаться против напора воды. Михайла уже выпростал ноги из стремян и развязал пояс, готовясь скинуть армяк и, бросив лошадь, плыть к другому берегу. Но в эту минуту кто-то нагнал его, ухватил за уздцы его лошадь и сильной рукой потащил ее наперерез течению. Вода уже достигала лошади по шею. Михайла был в воде по пояс. Но в следующую минуту лошадь выбралась из самого глубокого места, а еще через несколько минут она уже выходила на противоположный берег.

– Ну и отчаянная ты голова! – сказал Артюшкин, выехавший вместе с ним на берег. – Лошади не знаешь, реки не знаешь, а суешься. Скинь штаны, выжми да поводи лошадь. Зачем скотине зря пропадать?

Сам Артюшкин достал из-за пазухи штаны и лапти и надевал теперь сухое.

Михайла послушно выполнил приказания Артюшкина и даже сорвал пук травы и растер дрожавшую лошадь.

– А ведь брод-то вот он, – сказал Артюшкин, показывая на несколько сажен вправо, где вода заметно рябила, выдавая полосу мели.

Артюшкин подъехал к тому месту, против которого толпился отряд мордвинов, и знаками показал Варкадину, куда надо держать.

Потом он вернулся к Михайле, проваживавшему лошадь, и сказал:

– Чего ж ты полез в реку? Аль жизнь не мила стала?

Михайла сел на мокрое седло, пристально посмотрел на Артюшкина, но не начинал говорить.

– Езжай! – сказал Артюшкин. – На месте ей теперь нельзя стоять.

Михайла тронул лошадь и опять взглянул на Артюшкина.

– Чего не говоришь? Не бойся, полюбился ты мне, я тебя не выдам.

– Вишь ты, не рука мне здесь с вами. Князь мой, слышь, на Арзамас идет. Попадешь к нему в полон, опять в холопа оборотит, а то и голову сымет, что я казну-то его не уберег. Отпусти ты меня добром. Хочу я к этому, к Болотникову, итти, что волю сулит, аль к самому Дмитрию царю.

Артюшкин внимательно слушал Михайлу. Когда он кончил, Артюшкин повернулся к нему и сказал:

– Коль я тебя отпущу, все равно за тобой погоню пошлют. А вот что я тебе скажу. Поезжай ты к Варкадину и все ему напрямик скажи. Так я полагаю, он тебя и сам отпустит.

Михайла подумал минуту, потом тряхнул головой и сказал:

– Ладно. Попытаю. Добром-то оно, понятно, лучше. Только сговориться-то мне с ним неспособно. Уж ты будь другом, Артюшкин, поезжай к нему сам, и все ему растолкуй, что я тебе сказал. А я тебя погожу.

Мордвины тем временем перебрались вброд через реку и, выстроившись на этом берегу, медленно подъезжали. Артюшкин кивнул Михайле и поехал навстречу Варкадину.

Михайла отъехал в сторону и ждал, чем у них кончится. Он видел, как Артюшкин поравнялся с Варкадиным и что-то ему долго говорил. Варкадин слушал его молча и только изредка мотал головой, точно от овода отмахивался. Потом он поднял голову, оглянулся, увидел Михайлу и махнул ему рукой. Михайла подъехал.

– Не хочешь с мордва итти? – спросил он.

Михайла молчал.

– Ну, ты меня сегодня спасал, – сказал он. – Не хочу твой насилу держать. Иди Дмитрий царь. Скажи, мордва за него воевать ходит, – чтоб он потом не грабил мордва, землю не брал, лес не брал. Будешь царю так говорить?

– Скажу, – уверенно ответил Михайла. – Скажу – мордва хороший народ. Не надо ее обижать.

Варкадин кивнул головой.

– Ехай тогда. Дорога знаешь?

Михайла кивнул, потом низко поклонился Варкадину.

Только