– Да, именно это я и хочу сказать!

– Но как он к ним попал? Зачем? – удивился Иван.

– Игнатьич говорит, что давно к ним повадился, а вчера он его отчитал за это и думал, что Петька все понял. А сегодня он пропал. Мы всё обыскали – след простыл. Ночевать не пришел.

– И что же делать?

– Как что? – возмутился Торотынский. – Ты же полиция, давай, одевайся и едем!

Трегубов начал натягивать на себя форму, размышляя над происшедшим.

– Слушай, у меня здесь нет лошади, она в полицейской конюшне.

– Я знаю, у меня две, одну тебе привел, – ответил Михаил.

– Оружие брать?

– А сам как думаешь?

– Думаю, брать, – ответил Иван, пристегивая шашку. – Софья, я отъеду!

– Когда вернёшься? – послышалось из второй комнаты.

– Думаю, что не раньше утра.

14.

Трегубов забрался на лошадь Торотынского и натянул поводья.

– Ты куда? – спросил Михаил. – Нам в другую сторону.

– Заедем к Илье Петровичу. Эти скопцы совсем не так просты, как кажется на первый взгляд.

– Ты уверен?

– Да. Крюк небольшой, – ответил Иван.

Теперь в дверь уже стучал сам Трегубов. Несколькими секундами раньше он протянул руку и откинул крючок, на который запиралась калитка, – так они оказались во дворе. За дверью послышались голоса, потом Столбов спросил:

– Кого там принесло на ночь глядя?

– Илья Петрович, это я, Трегубов, – ответил Иван, – со мной Торотынский Михаил, у нас проблема.

– Что, до утра нельзя было подождать? – в открывшейся двери показался пристав.

Он посмотрел на Ивана в мундире и при оружии, а затем перевел взгляд на Михаила, державшего поводья лошадей.

– Нельзя, Илья Петрович. Вы, может, помните Петьку – у Михаила в «Родниках», прислугу?

– Такой, нос картошкой? Да, помню. А что?

– Его скопцы забрали сегодня. Михаил думает обряд совершать будут. Вот мы решили, что надо ехать туда.

– Туда – это куда? – спросил Столбов.

– Туда, где они землю купили, по дороге отсюда, не доезжая до «Родников», налево, где сначала березовая роща, а потом хвойный лес.

– Понятно. Хорошо, что ко мне приехали. Одним Вам не справиться.

– Вы с нами? – не скрывая радости спросил Иван.

– Да с Вами. Так, Трегубов, вижу, ты при оружии. А что друг твой?

– Я безоружен, – ответил сам за себя Михаил.

– У меня есть второй револьвер, – сказал Столбов.

– Не стоит, – возразил Торотынский. – Вы же помните, чем последний раз это закончилось? Не хочу даже в руки брать.

– Как знаешь. Подождите меня здесь, я оденусь.

Столбов скрылся в доме. Иван услышал, как за дверью шептались, один из голосов был женский. Потом появился пристав в мундире и с шашкой на поясе. Он прошёл к сараю, где, как знал Иван, летом стоял его конь.

Через минуту трое всадников выехали на тульские улицы и поспешили за город.

– А вдруг Петька просто загулял? Он же уже взрослый отрок, – высказал внезапную догадку Трегубов.

Михаил такой вариант событий ранее не обдумывал и уже начал сомневаться, не зря ли он вытащил ночью людей из своих постелей, но тут ответил Столбов:

– Хорошо, если так, но мы должны проверить и убедиться, что с парнем всё в порядке. С этими скопцами нужно быть начеку, очень опасное сообщество, в чём-то даже хуже бомбистов.

Дальше они ехали молча, погруженные в свои мысли, пока Михаил не сказал:

– Нам сюда, на тропу налево.

Стало уже светать. Прохладный воздух был затянут утренним туманом, через который просматривались только ближайшие берёзы. Затем сосны и ели сменили жёлтый фон осеннего леса на зелёный. Всадники выехали на широкую поляну – пространство, некогда отвоеванное топорами у леса.

В центре стоял большой двухэтажный бревенчатый сруб, которому, если судить по его виду, был не один десяток лет от роду, а, может, и более. Вокруг сруба расположились более современные постройки из досок. Ворота самой большой из них – то ли конюшни, то ли склада – были распахнуты настежь. От крыши вверх тянулся сизый дымок, который растворялся в воздухе, смешиваясь с туманом. Тишину, ещё спящего, леса прорезал резкий крик петуха. Столбов первым подошёл к воротам и заглянул в них.

– Мать честная! – воскликнул он, шагнул внутрь и достал револьвер.

Торотынский и Трегубов переглянулись и последовали за приставом. Иван положил руку на кобуру.

Внутри огромного сарая был разожжен костер, на котором нагревались какие-то инструменты, местами железо раскалилось докрасна. К непрошенным гостям развернулись три человека. В центре и ближе всех стоял отец Афанасий с выражением изумления на хищном лице. Правее, около костра, находился высокий мужик с бородой в простой холщовой одежде. Рядом с Афанасием стояла женщина неопределенного возраста, её морщинистое лицо приобрело красноватый оттенок, очевидно, за долгие годы работы на воздухе. Апофеозом сцены, скудно освещаемой небольшим костром в темноте сарая, был Петька. Подросток был привязан к поставленной на попа широкой деревянной скамье, штаны его были спущены, подбородок висел на груди. Он словно спал.

– Это Петька! Мы успели вовремя! – воскликнул Михаил и направился к подростку. – Я его развяжу.

– Пошли прочь, безбожники! – с ненавистью закричал Афанасий. – Это наша земля! Вон! Вам здесь не место!

Трегубов не понял, узнал ли Афанасий его лично, но не узнать полицейские мундиры было невозможно даже в тёмном помещении.

– Тульская полиция, – спокойно сказал в ответ Илья Петрович, – мы забираем мальчика и прекращаем Ваше представление.

– Врешь! Никого ты не заберешь! Он наш голубь! – завизжал фальцетом Афанасий и многозначительно посмотрел на стоявшую рядом женщину.

Та мгновенно выскочила наружу с криками:

– Безбожники, супостаты, на помощь, люди добрые!

В тот же момент мужик в холщовой рубахе схватил из костра прямо голыми руками горячую железку в виде короткого копья с раскаленным лезвием на конце. Он ринулся прямо к Петьке. Столбов навел на него пистолет, но мужика уже заметил Торотынский, и вместо того, чтобы развязывать Петьку, решил остановить его. Он перекрыл приставу линию для выстрела. Трегубов непослушной от волнения рукой безуспешно пытался достать револьвер из кобуры.

Михаил хотел то ли обхватить мужика, то ли сделать ему подножку, а тот – избежать Торотынского. В результате этих маневров произошло их неловкое столкновение, и мужик воткнул железку раскаленным концом в ногу Михаила. Тот заорал от боли, послышался запах горелого мяса. Мужик снова замахнулся, целя на этот раз в грудь Торотынского.

Иван наконец извлек револьвер и быстро выстрелил. Мужик отлетел от Михаила в сторону.

Сам Михаил развернулся и снова заковылял к Петьке, который поднял голову и непонимающе озирался. Афанасий оставался стоять на месте во время всех