— Почему вы так считаете?

Старший офицер улыбнулся.

— А ты подумай, — сказал он коллеге. — В начале разговора я сказал миссис Танниклифф, что хочу задать ей пару вопросов.

— И что? — в недоумении спросил младший.

— И то, — терпеливо ответил его наставник, — что она даже не спросила, по какому делу. Потому что знала заранее. Проблема в том, что я не знаю, как она убила Дюранта, где это произошло и когда.

— Разве вскрытие не покажет?

— Боюсь, что нет. Случись тебе с семейством отправиться гулять на Бейлдонскую пустошь в выходной денек, может сложиться впечатление, что место это совсем безлюдное, но поверь, в этой дикой одинокой глуши больше жителей, чем в городке среднего размера. Их просто не видно. Я говорю о лисах, барсуках, горностаях, ласках, хорьках, крысах, мышах и прочих братьях наших меньших. Большинство из них — мясоеды. Патологоанатом сказал, что к телу Дюранта, судя по всему, выстраивалась целая очередь — длиннее, чем в кассу в день выплаты дивидендов. И если бы мы нашли его неделей позже, его вообще никто бы не опознал.

Глава четырнадцатая

Луиза Финнеган качала колыбель, где лежал ее новорожденный сын Финлей. Врач вошел в комнату с Патриком и с улыбкой произнес:

— Ветрянка. Боюсь, юному Эллиоту в ближайшее время придется вытерпеть немало неудобств и поскучать; это определенно ветрянка.

Луиза вздохнула с облегчением.

— Мы так и думали, но решили убедиться. В доме новорожденный; я забеспокоилась.

— И я вас понимаю, — ответил врач, — и все же учтите, ветрянка — довольно неприятная болезнь и очень заразна. Изабелла же не болела?

— Нет, — ответила Луиза, — и непременно заразится, ведь мы живем в одном доме. Но как быть с малышом? Что, если он заболеет?

— В идеале, будь малыш чуть постарше, их с Изабеллой можно было бы отправить к родственникам до окончания заразного периода, но Финлей слишком мал для этого, и уж его-то вы сможете не допускать к Эллиоту; за этим легко проследить. А вот Изабеллу можно на время увезти. Есть ли у вас родственники или друзья, которые могли бы за ней присмотреть? Желательно, чтобы ваши знакомые сами переболели ветрянкой или чтобы у них не было детей.

— Крестные отец и мать Изабеллы болели ветрянкой — вся семья переболела пару лет назад, — вспомнил Патрик.

— Кто они?

— Джеймс и Элис Фишер, — ответил Финнеган.

— Точно, я же их лечил. Если они согласятся, это будет идеально.

Через несколько часов обо всем договорились. Ни Джеймс, ни Элис ни секунды не раздумывали.

— Привозите девочку хоть сейчас, — сказал Джеймс. — Элис уже готовит ей комнату.

* * *

Двадцать четвертое октября 1929 года, четверг, ничем не отличался от других рабочих дней. Явившись в контору, Финнеган, к своему облегчению, услышал от Джеймса, что Изабелла здорова и вся семья души в ней не чает.

— Когда она к вам вернется, вы с ней хлопот не оберетесь. Она, кажется, привыкла, что мы исполняем все ее прихоти. Дотти нанялась ей в служанки, читает ей вслух и называет ее Беллой.

— Беллой? — удивленно спросил Финнеган.

— Если имя «Дороти» сократили до «Дотти», почему бы не прозвать Изабеллу Беллой. Так мне объяснили.

В Англии двадцать четвертое октября тоже ничем не отличалось от других рабочих дней. Майкл Хэйг и другие директора занимались делами «Фишер-Спрингз Ю-Кей»; его бывшая жена Шарлотта Танниклифф с дочерью весь день места себе не находили от страха.

Однако в Америке четверг двадцать четвертого октября стал совсем не обычным рабочим днем. Утром ряд акционеров занервничали из-за подскочившей цены на акции, которая показалась им завышенной. Решили продавать; паника передалась другим, и вскоре инвесторы один за другим стали избавляться от акций, а на бирже начался настоящий переполох. Продавали все; брокеры зафиксировали падение цен, и чем больше акций продавали, тем быстрее падала цена. Один из брокеров мрачно постановил: «Сегодня растет только одно — цена на мел».

Биржевой крах на Уолл-стрит начался.

Ко вторнику следующей недели продажи акций достигли таких небывалых высот, что сломались телетайпы, не в силах справиться с количеством транзакций. Цены постоянно падали. Паника распространилась на фондовые рынки по всему миру. Люди теряли огромные состояния за один миг; те испарялись, будто их никогда не существовало.

К среде, тридцатому октября, Шарлотта Танниклифф узнала о своем банкротстве. Все ее акции обесценились. Даже доля в австралийском золотодобывающем предприятии, которую рекомендовал купить брокер Дюрана. Тем утром в «Йоркшир Пост» опубликовали печальные финансовые новости, но заголовок внизу был гораздо хуже. «Убийство на каменоломне: арест грядет».

Вскоре после полудня Шарлотта ушла из дома и поехала в Брэдфорд. Она даже не смогла попасть в банк — здание заполонили потрясенные и отчаявшиеся люди, они толпились даже на тротуаре. Шарлотта отправилась на Дарли-стрит, в контору своего адвоката. Там она провела час; затем вернулась домой. Пошла в гостиную и написала три письма, разложила по конвертам, запечатала и подписала адреса. Закончив, подошла к шкафчику с алкоголем и достала с полки стакан. Обычно она не пила виски в столь ранний час, но в данном случае сделала исключение.

Вечером Джессика пришла домой около шести, задержавшись на дополнительном уроке своей любимой биологии. Машина матери стояла у дома, но свет в окнах не горел. Толкнув входную дверь, она обнаружила, что та заперта. Порывшись в сумке, Джессика нашла кошелек, достала ключ от входной двери, зашла в прихожую и включила свет. Взгляд ее упал на движущуюся тень, она подняла голову, закричала и упала в обморок. Над лишившейся чувств девушкой с перил свисало тело ее матери; некогда прекрасные черты исказились, а простыня, на которой она повесилась, окутала ее, как саван.

* * *

Смерть Шарлотты Танниклифф, событие шокирующее и широко освещенное в прессе, все же не могла сравниться скандальностью с последовавшим за этим судебным процессом по обвинению в убийстве.

Услышав показания Джессики, следователь по делу Дюранта сообщил факты в прокуратуру. Письмо Шарлотты в полицию подтвердило свидетельства Джессики, и следователи решили, что этого достаточно. Расследование провели при закрытых дверях — нестандартная процедура, заставившая репортеров строить догадки; впрочем, свои домыслы они решили не публиковать.

Хотя Майкл Хэйг не общался с бывшей женой почти тридцать лет, вскоре оказалось, что ее смерть поставила его в неудобное положение. Перед самоубийством Шарлотта написала три письма: в полицию, дочери и бывшему супругу. Из-за обстоятельств ее смерти и расследования убийства Дюранта письма сначала прочли следователи, и Майкл получил свое письмо только в декабре. Он прочел тщательно сформулированные слова Шарлотты, и его изумление сменилось ужасом, к которому примешивалась глубокая печаль.

Дорогой