— А у нас на складах переизбыток товара? — спросил Майкл.

— Нет, но есть над чем поработать. Если мы подробно проанализируем товарооборот, выяснится, что определенные позиции продаются хуже других. Если нам грозит рецессия, имеет смысл высвободить как можно больше средств. Кто знает, когда рынок восстановится; может случиться так, что на складах окажется много лишней шерсти по нереально высоким ценам. Рецессии будет сопутствовать переизбыток шерсти и падение цен; низкие цены должны сыграть нам на руку, а не наоборот. Тогда потом, когда рынок вновь поднимется, мы, а не наши конкуренты окажемся в выигрыше.

— Мы так уже делали, — признался Майкл Хэйг.

— Еще один важный момент — контроль кредитования. Думаю, надо проредить наших заказчиков, избавиться от тех, кто задерживает оплату, и сомнительных с точки зрения кредитного риска. Уменьшить обязательства перед всеми клиентами. Когда начнется рецессия, ликвидаций и переорганизаций будет не счесть. Это неизбежно, но, если можно избежать попадания в список ненадежных кредиторов, тем лучше.

— Ты прав. Видимо, пора проанализировать и наши складские запасы, и списки клиентов, а после сформулировать четкую стратегию и обсудить на следующем собрании, через месяц, — заключил Майкл.

Но вскоре необходимость в обсуждении отпала: директора получили письмо от Патрика Финнегана с четкими инструкциями относительно новых условий кредитования. Новая реальность оказалась немилосердной, можно даже сказать, жестокой.

Но и в Англии, и в Австралии директорам «Фишер-Спрингз» оставалось лишь внедрить новую политику и ждать, что принесет будущее.

Глава тринадцатая

Для Шарлотты Танниклифф 1928 год начался с радостного события, чего не скажешь о ее дочери Джессике. Для девушки, которой почти исполнилось четырнадцать, началось странное время, полное смутного беспокойства, причины которого были ей непонятны. Шарлотта давно перестала притворяться, что их с Айво ничего не связывает; тот переехал в дом на Мэннингем-лейн с той же легкостью, что затащил Шарлотту в постель. Он был к ней внимателен, а в постели — неутомим. Познакомил ее со своим приятелем-брокером, и Шарлотта вложила очень крупную сумму в акции австралийской золотодобывающей компании. Айво получил с этой сделки высокую комиссию, но Шарлотта об этом не подозревала.

Одна случайная неосторожность во время долгих летних каникул 1929 года положила начало цепочке событий, навсегда изменивших жизнь Джессики, Шарлотты и ее любовника Айво.

Как-то направляясь из своей комнаты к лестнице, Джессика прошла мимо материнской спальни. В спешке Шарлотта и Айво не заметили, что не захлопнули дверь, а оставили ее слегка приоткрытой. Сперва Джессика услышала звуки — не отдельные слова, а шум. Любопытство одержало верх, и она заглянула в щелочку между дверью и косяком.

Увидев то, что открылось ее глазам, Джессика могла бы испытать отвращение и даже ужас. Но она была дочерью Шарлотты и Джесси Баркера, и слияние в ней этих двух страстных натур неизменно должно было привести к настоящему взрыву. Заглянув в материнскую спальню, она увидела, что Айво лежал на спине, а его ноги ритмично двигались. Сверху, спиной к Джессике, сидела Шарлотта. Девушка наблюдала за парой, чей ритм движений постепенно ускорялся, а стоны становились громче. Последний толчок, мелькнувшее переплетение рук и ног — и Шарлотта повалилась на спину рядом с любовником. Взгляду Джессики впервые открылось обнаженное тело Айво; она завороженно уставилась на него. Глядя на его мужское естество, представшее перед ней во всей красе, Джессика ощутила странную дрожь. Она повернулась и сбежала вниз по лестнице.

* * *

Если бы накануне Айво и Шарлотта не выпили за ужином почти две бутылки вина, они, возможно, и не допустили бы такой неосторожности. На следующий день Шарлотта собиралась навестить управляющего банком, получить отчет об инвестициях и обсудить изменения. Влюбленные проснулись поздно, и, спеша на встречу, Шарлотта забыла дома папку с информацией об инвестициях. Айво в халате сидел в углу на кухне и читал утреннюю газету.

Услышав, как хлопнула входная дверь, Джессика спустилась. Она думала, что дома никого нет, и была лишь в тоненькой ночной рубашке. Сонно подошла к кладовке и налила себе стакан молока, не замечая сидевшего за дверью Айво.

Айво еще не совсем протрезвел со вчерашнего вечера, и опьянение заставило его забыть о принципах, если таковые у него имелись. Он оторвался от газеты. «О боже, — подумал он, — девочка созрела». Айво встал, ощущая горячий прилив возбуждения при виде фигуры юной девушки в полупрозрачной хлопковой ночнушке.

— Джессика, — тихо проговорил он, шагнул к ней, и Джессика обернулась, а его халат немного распахнулся. Ее глаза округлились, и она снова ощутила ту странную дрожь.

Шарлотта доехала до Квинс-роуд и вдруг сообразила, что оставила дома папку. Вернувшись за ней, она бы опоздала, но без папки идти на встречу было бессмысленно. Она заехала в переулок и развернулась. Добравшись домой, бросилась сразу на кухню. И, с ужасом взглянув на представшую ее глазам сцену, сразу поняла, что к чему. Ослепленная яростью, Шарлотта потянулась к сушилке и схватила разделочный нож, которым накануне резала мясо. Шагнула вперед и занесла нож. Заглянув за плечо Дюранта, ритмично двигавшегося в экстазе, Шарлотта увидела наслаждение в глазах Джессики, тут же сменившееся потрясением и ужасом. С силой, о которой не догадывалась, Шарлотта вонзила нож в спину любовника. Это произошло утром первого октября 1929 года, во вторник, всего через несколько дней после того, как Джессике исполнилось пятнадцать лет.

Спустя время Шарлотта немного успокоилась. В порыве ярости она била и била Айво Дюранта ножом, нанося удары, пока его безжизненное тело не осело на кухонный пол, а кровь, хлещущая из многочисленных ран, не забрызгала все вокруг. Тогда Шарлотта взяла Джессику за руку и утащила с кухни, теперь похожей на скотобойню. Мать затолкала дочь в спальню и заперла дверь на ключ.

В момент безумия Шарлотта хотела убить и дочь, но что-то ее остановило; что именно, она не знала. Постепенно разум возобладал над чувствами, и Шарлотта испугалась последствий своего импульсивного поступка. Она знала, что, если ее преступление обнаружится, она тяжко поплатится, а любые попытки оправдаться повлекут за собой самый нелицеприятный скандал. Ее жизни придет конец, а жизнь Джессики будет испорчена. Убийство есть убийство, даже если совершено при смягчающих обстоятельствах. Поэтому Шарлотта думала лишь о том, как избавиться от ужасных свидетельств своего преступления. Айво по-прежнему лежал на ее прекрасном кафеле в стиле ар-деко, холодный и бездыханный, как сам кафель.

Шарлотта понимала, что от трупа надо избавиться, но в одиночку ей было не справиться. Ничего не оставалось, как обратиться за помощью к дочери, которую она одновременно любила и ненавидела. Медленно,