— Ужасно долго едем, — сказал Айво, — вам еще далеко?

— До Йоркшира, до конечной, увы, — ответила Шарлотта. — А вам?

— Туда же; мы с вами товарищи по несчастью. Меня зовут Айво Дюрант. — Он снова улыбнулся, на этот раз более теплой улыбкой, и протянул руку.

— Шарлотта Танниклифф, — представилась Шарлотта и пожала протянутую руку. — А это моя дочь Джессика.

Айво задержал руку Шарлотты в своей чуть дольше, чем позволяли приличия, и рукопожатие оказалось весьма заряженным. Шарлотту пробрала знакомая дрожь.

Поезд неспешно шел на север, а Шарлотта с Айво тем временем пересказали друг другу свои биографии. Точнее, вымышленные биографии, но достаточно похожие на правду, чтобы выдержать не слишком дотошную проверку. Так, Айво поведал о своей блистательной карьере офицера окружного полка (чистая правда), нескольких наградах за храбрость (тоже правда) и карьере в страховании (почти правда). Добавил, что после смерти отца его ждало большое наследство (ложь), которое должно было существенно увеличить его и без того немалое состояние, унаследованное от других родственников (вопиющая ложь). Он также сказал, что не женат и не связан никакими обязательствами (тут он слегка приврал), а его семье принадлежит недвижимость в Йоркшире, Лестершире и Лондоне (полное вранье).

А правда заключалась в том, что Айво работал в страховании, но был младшим клерком и зарабатывал копейки, а отец мог оставить ему в наследство разве что неоплаченные счета и разваливающийся особняк в Йоркшир-Дейлз, сто раз заложенный и перезаложенный. Если бы Айво говорил правду, то сказал бы, что унаследованные им деньги осели на банковских счетах букмекеров и ушли на содержание многочисленных любовниц и двух жен, одна из которых была незаконной, так как он сочетался с ней браком, не разводясь с предыдущей. Он мог бы добавить, что дома в Лестершире и Лондоне давно проданы, чтобы уплатить долги отца, который вел столь же разорительный образ жизни, а благородная военная карьера Айво закончилась совсем не благородно — таинственной пропажей армейских фондов. Однако, чтобы во всем этом признаться, Квентину Айвенго пришлось бы не врать, а он давно перестал различать правду и вымысел.

Мы так и не узнаем, поверила ли Шарлотта Танниклифф рассказу Айво, но, если его история и вызвала у нее сомнения, сама она врала не хуже. Шарлотта с упоением принялась рассказывать легенду о женихе — герое войны, изо всех сил давя на жалость. Айво умел не только плести враки, но и слушать и хлопал ушами, пока Шарлотта вела свое жалостливое повествование. Таким образом у них завязалась приятная беседа, которую двенадцатилетняя Джессика, тертый калач, слушала с циничной усмешкой.

Последний отрезок путешествия поезд тащился так же медленно, но Айво и Шарлотта были так увлечены разговором, что удивились, когда кондуктор объявил о скором прибытии на вокзал Лидса. Даже Джессика, не принимавшая участия в беседе, а только слушавшая ее, была слегка удивлена, как быстро пролетело время. Трое пассажиров начали собираться, и Айво улучил минутку, чтобы остаться с Шарлоттой наедине.

— Могу я позвонить вам, когда вы отдохнете с дороги? Мне так понравился наш разговор, что я хотел бы снова вас увидеть.

Шарлотта опять ощутила минутную слабость в коленях и волнительную дрожь.

— Мне было бы очень приятно, — ответила она.

* * *

Верный своему слову, Айво Дюрант позвонил Шарлотте через неделю после их с Джессикой возвращения в Брэдфорд.

— Завтра я буду в городе. Не слишком ли бестактно напроситься в гости?

— Приходите на чай, — отвечала Шарлотта.

Чаепитие прошло успешно; через неделю за ним последовало еще одно, а потом и ужин при свечах. То ли с возрастом приходит терпение, то ли Айво никуда не торопился, но он заявил о своих намерениях лишь на четвертом свидании. Поздним утром он пришел без приглашения, надеясь, что Шарлотта окажется дома. Джессика ушла в школу, и дома они были одни. Почти все утро Шарлотта думала, чем заняться. Она скучала и не находила себе места, пока не явился Айво. Шарлотта заварила чай; они сели в зимнем саду в глубине дома. Вдруг Айво аккуратно поставил чашку на блюдце и встал. Шарлотта опешила.

— Уже уходишь? — спросила она. — Ты же только что пришел.

— Нет, я не ухожу; по крайней мере, надеюсь, что не придется. Я просто не могу больше ждать.

— Ждать чего? — невинно спросила Шарлотта, надеясь, что Айво не заметил, что голос ее прозвучал на октаву выше.

— Ждать, когда мы пойдем в спальню и займемся любовью, — прямо ответил он.

Он подошел к дивану, потянул ее за руку, Шарлотта встала, и они горячо поцеловались. Он расстегнул пуговку на поясе ее юбки, и та соскользнула на пол.

На лестнице Шарлотта захихикала.

— Что смешного? — спросил Айво.

— Хорошо, что окна зимнего сада не выходят на соседские дома. Если бы соседи увидели, чем мы занимаемся, у них случился бы сердечный приступ.

Айво улыбнулся.

— А может, все-таки зайдем к ним, проверим, все ли у них в порядке?

— Ну нет, — решительно ответила Шарлотта, — у меня на сегодня другие планы.

Глава одиннадцатая

Наступил 1927 год, и на мысе Полумесяц юному Марку Каугиллу пришлось пересмотреть свой режим. Болезнь, едва не забравшая его жизнь, ослабила его организм. В основном это касалось проблем с дыханием; об этом Каугиллам сообщил доктор Каллетон. Рэйчел обсудила это с Сонни.

— Марку нужно укреплять организм, иначе он не сможет противиться инфекции. Тут поможет лишь диета и физические упражнения. Я могу следить за питанием, но у меня на руках Билли и Фрэнсис; я не смогу быть еще и его спортивным тренером.

— Можем нанять для этого медсестру с проживанием. Я уже предлагал, — ответил Сонни.

Рэйчел смерила его испепеляющим взглядом и, не обратив внимания на его слова, продолжала:

— Лучший спорт для него — плавание. Чем больше он будет плавать, тем крепче станут его легкие. Бег тоже полезен.

— Хорошо, что Марк любит спорт, — сказал Сонни. — Я займусь его тренировками. Будем тренироваться вместе; так веселее. И мне будет полезно.

— А время у тебя есть? — спросила Рэйчел.

— Время найдется. Здоровье сына важнее работы. Будем раньше вставать; тогда до завтрака успеем на пробежку, а вечером будем ходить плавать.

Сонни оказался прав: Марк с радостью приступил к новой программе тренировок. Но никто не ожидал реакции Дженнифер, подруги Марка и его главного товарища по играм. В первое утро, когда Марк и Сонни спустились в фойе и готовились выйти на пробежку, к ним подошла Дженнифер.

— Зачем так рано встала, Дженнифер? — удивленно спросил Сонни.