Лефорт вновь обратился к канцлеру Оксенстиерне с письмом, в котором, указывая на дружбу между их государями и на благодарность русского царя за присланные Швецией 300 пушек, о чем последует официальная грамота или особое посольство от царя к королю, доводил до сведения канцлера, что по известиям из многих стран, а также по «авизам печатным видно, что французский посол в Стокгольме старается всеми мерами склонить шведский двор на сторону Деконтия. Он, Лефорт, хотя и мало верит этим известиям, однако все же просит канцлера, если бы с французской стороны подобные происки обнаружились, то их не только не принимать, но всячески отсекать, истреблять и искоренять как вредные для всего христианства». Письмо это помечено 27 октября и в тот же день отправлено в шведское посольство для отсылки в Швецию[1166].

Вторым шагом послов был личный разговор о том же предмете со шведским послом бароном Лилиенротом. К нему был отправлен вернувшийся из Вены 25 октября и теперь сопровождавший посольство в Гаагу майор Преображенского полка Адам Вейде с поручением просить его повидаться с великими послами. Барон явился к послам того же числа, 27 октября, и, встреченный заявлением великих послов, что они имеют с ним разговаривать «о самых надобных делах», изъявил готовность выслушать, что они скажут. Тогда великие послы сообщили о доходящих до них известиях и спросили его, действительно ли французский посол при шведском дворе обнаруживает такое домогательство. Великий государь помогает курфюрсту Саксонскому против Деконтия не по какому-либо пристрастию к курфюрсту и не по ненависти к Деконтию, а единственно руководясь соображениями общей пользы всего христианства и опасаясь, как Деконтий, если бы он занял престол в Польше, не учинил помощи султану Турецкому и хану Крымскому, не расстроил тем Священного союза и не вызвал бы каких-либо смятений и развращений среди соседних государей подобно тому, как и король Французский «по всей Европе соседом своим всякие бедства приключает». Если бы царское величество искал только своей пользы, то мог бы при нынешнем замешательства в Польше без особого труда получить большие выгоды и захватить в свое владение все великое княжество Литовское; но великий государь, как христианский монарх, такого намерения не имеет, а желает, чтобы новокоронованный польский король, утвердившись на своем престоле, вместе с цесарем, с царским величеством и с прочими союзниками всеми силами воевал против «неприятелей креста святого». Поэтому государь желал бы содействия также и со стороны шведского короля. Если же король склонится на Деконтиеву сторону, это будет государю «в великую противность» и вопреки существующему между обоими государствами вечному миру. Барон Лилиенрот в ответ сказал, что христианскому славному и мужественному намерению царя он радуется и обо всем, что говорят послы, донесет королю. Хотя он и не имеет на то повеления своего государя, но, зная его намерения, может обнадежить великих послов, что король не предпримет ничего такого, что было бы противно интересам царя, наоборот, во всем будет сообразоваться с его желаниями. Да и потому еще шведский король не имеет причин поощрять домогательства французов, что король французский при нынешних обстоятельствах шведскому королю «мало доброхотства показал» — это он сообщает великим послам как добрым своим приятелем конфиденциально. Великие послы вновь просили барона постараться в этом деле, донести королю и тем увеличить свою славу, приобретенную уже посредническими услугами при мирных переговорах союзников с Францией, и затем обратились к нему с вопросом, нет ли каких-либо предложений и домогательств в тех же целях от французских послов в Гааге? Барон, поблагодарив великих послов за лестный отзыв о его деятельности, исходящий от «славных и мудрых служителей такого великого монарха», заверил, что от здешних французских послов никаких предложений ему сделано не было; если какие-либо предложения будут, он ответит по достоинству. Как только он получит от короля ответ по поводу разговора с великими послами, он тотчас же известит их о том, послав нарочного в Амстердам, или сам туда к ним приедет. Уверив еще раз великих послов, что король ни в чем не будет идти против намерений царя, но всегда будет поддерживать с ним дружбу и любовь, Лилиенрот простился с послами[1167].

В тот же день, 27 октября, великими послами был принят и польский посол Христофор Бозе. Все еще не приходили требуемые послами «просительные» грамоты из Польши за королевской и сенаторскими руками. Бозе сообщил, что королевская «объявительная» грамота о коронации Августа II по решению сенаторов и Речи Посполитой послана не в Голландию, а в Москву по тем соображениям, что хотя царское величество где в иных странах и обретается, однако ж «под покрытым лицом», и поэтому грамоту надо отослать в столицу, в Москву. Великие послы ответили, что, если король послал объявительную грамоту, в том его воля, только надлежало бы прислать другую грамоту — «просительную» за королевской подписью и сенаторскими руками — к великому посольству в Голландию, и при этом послы повторили мотивы, по которым считали присылку такой просительной грамоты необходимой. Особенно твердо на этом требовании, чтобы грамота была подписана не только королем, но и сенаторами, по свидетельству Бозе, настаивал третий посол П. Б. Возницын, который, как пишет Бозе, пять раз уже вел переговоры с королевским польским двором[1168]. Затем в доказательство забот царя об успехе Августа II великие послы рассказали Бозе о своей только что происшедшей беседе со шведским послом и о письме Лефорта к Оксенстиерне, причем показали ему текст письма. Бозе высказал по этому поводу большое удовольствие послам и в своем донесении королю отмечал эти шаги московских послов как доказательство ревностной заботы царя и его министров о благе польского короля и о польских делах. Этой заботой он, Бозе, по его выражению, не может достаточно нахвалиться[1169]. При этом он высказал далее мнение, что шведы не будут содействовать Деконтию, потому что они признали польского посла в Стокгольме, приняли от него объявительную грамоту о коронации Августа II и дали ему ответную грамоту с поздравлением по случаю коронации. Великие послы поинтересовались далее местонахождением короля и известиями о Деконтии, на что Бозе ответил, что король находится в Кракове и что против Деконтия посланы с саксонскими и польскими ратными людьми к Данцигу генералы Флеминг и Брант, которым предписано противодействовать высадке Деконтия на берег и пропуску к нему приверженцев из Литвы. Деконтий находится еще на кораблях, сказывают, что болен, а наверное, не смеет из-за малолюдства сойти с корабля. Ратных людей, которые через бунтовщиков на Деконтиеву сторону «затягаются», еще мало в сборе, и