и нет читателей в раю.

(Из стихотворения «В раю»)

И точно, без читателей рай себе представить легко, – а без бабочек поди еще представь.

Граф Толстой, наш товарищ

Приехав в Ясную Поляну к графу Толстому, выпускнику журфака МГУ, бывшему коллеге, я достал бутылку рома, которую прихватил с собой, – не с пустыми же руками идти в гости, – и в ненавязчивой форме предложил выпить.

– Отчего не выпить? – ответил хозяин просто.

Когда мы приняли по первой, он продолжил:

– Ром – отличный мужской напиток, вполне русский. Долохов, кстати, именно ром пил, сидя на подоконнике, – притом что Пьер Безухов, к примеру, больше по шампанскому.

Такое начало, конечно, сразу расположило меня к этому человеку. Симпатична и вообще его жизнь: поехал жить в деревню, за копеечную зарплату привел в порядок имение предков, даже и не подумав про реституцию.

Режиссер, сапожник, гуру

– Потрясающе. Вот про Долохова, про ром – это всё вы еще со школы помните или просто перечитываете?

– Регулярно перечитываю. Девяносто томов. Бессонными ночами.

– Все шутить изволите, граф! Я вас серьезно спрашиваю, – вы что, действительно обращаетесь к текстам?

– Если серьезно, то дневники перечитываю регулярно. Повесть «Казаки» – любимую вещь – очень часто хочется в руки взять. «Анну Каренину» перечитывал раз семь-восемь. Причем в последний раз я получил наивысшее наслаждение от чтения! Ведь когда первый раз читаешь, то фабула захватывает, следишь за любовными треугольниками. Во второй раз левинская тема интересует больше и что-то еще из того, что идет вторым эшелоном. А сейчас я уже не отвлекался на фабулу, на канву, просто наслаждался совершенно потрясающим фоном, на котором все происходит, – его при первом прочтении не ухватить, так мозги устроены… Сейчас люди разучились читать, они читают наискосок. Вообще идет глобальное умирание книги. Но несмотря на это книга еще долго будет жить – как эксклюзивный продукт для небольшого процента населения. Вот я заметил: в Англии очень модно покупать серьезные книги…

– Дмитрий Набоков, сын писателя, знаток искусств и автомобилей, сказал мне как-то, что если бы Микеланджело жил сегодня, то занимался бы не живописью, но дизайном итальянских автомобилей, – поскольку именно тут передний край…

– Притом что любая вещь Микеланджело стоит дороже самого дорогого автомобиля.

– Но мы не знаем, как бы он сам продавал свои работы, если б жил и работал сегодня, – может, он имел бы бледный вид. Я это вот к чему: если бы Лев Толстой жил сегодня, то чем бы он, матерый человечище, занимался бы? Стал бы депутатом Госдумы? Режиссером? Как happening его уход из Ясной Поляны не менее важен, чем его книги. Он очень концептуален. Лев Николаич сильно ушел, очень мощно, все бросив. В этом – какая-то важная часть русской идеи. У нас что ни возьми, все недоделано: окно в Европу недорубили, Азию недоколонизировали, империю недостроили, коммунизм тоже, к Индийскому океану и проливам не дошли, то у нас диктатура, то вседозволенность…

– Страшная непоследовательность, да… А уход – это было очень талантливо… С точки зрения современной режиссуры это просто гениально. Не знаю, задумывался он об том или нет, хотел ли такого пиаровского финала…

– Хотел точно! Он это спланировал, он же написал про отца Сергия, который ушел бродить с сумой, и ему в пути встретились старые знакомые, дали ему копеечку и стали говорить между собой по-французски, чтоб он не понял. А он слушал, понимал – и жалел их. Фактически Лев Николаевич экранизировал свой же сюжет, воплотил его в жизнь, это такой скетч, капустник… В общем, вряд ли Толстой сегодня был бы писателем.

– Он вообще считал писательство несерьезным занятием и очень себя укорял за то, что столько времени отдал такой безделице, как писание художественных текстов. Он жалел, что только во второй половине жизни он начал искать истину и сапоги тачать, – тоже небессмысленное занятие…

– Кстати, а хороши ли были те сапоги? А то ведь злые языки говорят, что их не носил никто, они только на полках в коллекциях…

– В московском музее Толстого стоят сапоги, подаренные Фету. Лев Николаевич их вполне добротно стачал.

– А обуться и пройтись?

– Не пробовал.

– Ну какие ваши годы… Еще успеете. Когда Лев Толстой говорил, что писательское ремесло – это безделица, он не догадывался, как низко оно еще упадет!

– Да… Сценарии для сериалов он вряд ли стал бы писать, это и к гадалке не ходи. Но и сегодня есть люди, которые упрямо продолжают писать рыночно невостребованную литературу.

– Это кто? Уж не Виктор Лихоносов ли, которому ваш фонд дал премию?

– Абсолютно точное попадание. Действительно, это серьезный писатель.

– Я недавно перечитал его и могу сказать: уже слабей действует. Хотя, может, это возрастное…

– Произошли необратимые изменения в сознании современного человека. Видеоряд настолько мощно воздействует на людей! Нужны колоссальные усилия, чтоб почуять слово без картинки. В последние 15 лет совершенно другая психология чтения сложилась. Смерть толстых журналов наступила. А как гонялись за «Новым миром», какие были тиражи!

– Ничего не сделаешь. Сперва на камне высекали, потом чернилами начали писать, а теперь вот на дисках с картинками распространяют продукцию. Прогресс…

Толстовство шагает по планете

– Я вот, кстати, недавно вернулся с острова Тайвань, там производится больше 75 процентов всех ноутбуков мира. Но при этом тайваньцы очень интересуются Львом Толстым. Мы там по их просьбе готовим выставку русской литературы. Пушкин, Толстой, Шолохов – это их выбор. Эти три человека у них там на переднем плане, а потом идут Достоевский, Чехов и Максим Горький.

– Шолохов – это из-за «Нобеля»?

– Абсолютно, они так и понимают. И еще из-за того, что у него самый великий роман о казачестве, а судьбы тайваньского народа и русского казачества очень близки, как им кажется. Бедные тайваньцы, находясь под Японией и Китаем, вынуждены были умирать непонятно за чьи интересы, скажем на Филиппинах, вдали от дома. Да и Лев Толстой, кстати, автор повести «Казаки». В общем, меня поразило их отношение к русской литературе, их интерес к подробностям биографий писателей, к их личным вещам.

– Литературная выставка – это как? Что вы им туда повезете?

– Они не хотят, чтоб мы везли только диски с фильмами и картинками. Им хочется увидеть рукописи, они же люди каллиграфически подкованные, у них ведь иероглифы, и на почерк писателя им интересно посмотреть… А еще они очень просили сапоги, которые стачал Лев Николаевич.

– О, как это тонко!

– Тут дело вот в чем. Выставка будет называться «Земля, народ, литература». А литератор в их представлении – это небожитель. И любое проявление им каких-то прямых отношений