тем, как Элеон повисла в воздухе, прижатая к стене дома. На крыше бесновалась целая толпа ищеек. Они не видели Анджелоса, только девушку. Пару раз монстры прыгали вперед, но натыкались на незримые стены. Это было поразительно. Те преграды, что существовали для них, не существовали для Анджелоса. Но надо помочь девушке — схватить ее и перетащить на улицу, если получится. Анджелос взглянул на свою руку и замер. На ней еще виднелись синяки от пальцев Анны. Она так крепко цеплялась… Ищейки тянули Элеон вверх. А Анджелос застыл, не мог пошевелиться. Что-то внутри просто мешало ему спасти девушку. Он ведь уже пытался — не вышло. А Элеон утягивают, всё выше, выше…

Анджелос подпрыгнул, схватил девочку и вместе с ней упал на снег. Белые хлопья сыпались на них с неба. Дети встали. Ищейки на крыше неистово шипели, носились, ударялись о воображаемую стену. Подростки одновременно заметили, что держатся за руки, отдернули их и пугливо покосились друг на друга.

Актовый зал постепенно наполнялся. Пенелопа отыскала Маргарит и теперь вела ее на концерт к Кукольнику. И снова слепого ребенка оглушили сотни звуков. Рядом с мамой Маргарит чувствовала себя в безопасности. Но с Пенелопой девочке казалось, что она в центре ветряной воронки. И вдруг среди урагана — что-то отчетливое. Маргарит и сама не понимала, что это значит, но то было важно.

— Кто к нам идет? — спросила Маргарит.

— Никто, там просто куклы. Пошли скорее. — И Пенелопа начала уводить малышку от скелета. А тот вновь что-то говорил девочкам своими ритуальными знаками. Пенелопа с Маргарит скрылись в толпе.

Концерт скоро должен был начаться.

Анджелос отдал Элеон пальто, проводил ее в свое убежище, сел на нижнюю ступеньку, весь дрожа.

— Останемся здесь, — сказал он. — В тот дом я больше не вернусь. Не могу.

— Это на тебя не похоже. Что-то случи… — Элеон не договорила. — Ты ведь пошел на кухню с Ан… с Вениаминой и Корнелией.

— Вениамина мертва. Не стоило идти туда, не стоило брать ее с собой, не… — Анджелос глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

Элеон села рядом.

— Мне очень жаль, — сказала она.

Впрочем, девушка не почувствовала горя. Она глядела на Анджелоса безразличным взглядом мертвеца. Бледно-голубые глаза юноши тоже были опустошены.

— Если тебя это утешит, погибшая не твоя невеста, — сказала Элеон. — Вениамина осталась дома, в царство Кукольника попала Анна, ее двойник. Ты их спутал, а Анна боялась признаться. Теперь ты знаешь правду. А она мертва.

Анджелос посмотрел на Элеон.

— Почему она мне не сказала? Я бы… я бы понял. Это ведь я ошибся, а не она решила меня обмануть.

— Тебе подходит твое имя, — вдруг сказала Элеон. — Ты хороший.

Анджелос рассмеялся.

— И ты туда же? — спросил он. — Неужели я произвожу столь плохое впечатление?! На самом деле это сложно — оставаться хорошим… То есть поддерживать кого-то, а не срываться на него. Сложно видеть недостатки в людях и не ненавидеть их за это.

— Да, понимаю…

— Ты? — Анджелос нахмурился. — Ты обычно, наверное, другая. А сейчас выглядишь разбитой. Что?.. Что случилось у тебя?

— А ты выглядишь нехорошо. Кажется, лихорадка начинается. Давай, я верну пальто.

Анджелос не принял его. Тогда Элеон предложила развести хотя бы костер. Она нашла мусор, приоткрыла дверь, но не знала, как добыть огонь. Девушка попробовала извлечь молнию. Но у нее это получилось лишь раз в жизни и то не сегодня. Тогда костер разжег Анджелос. Он щелкнул, и на конце его пальца загорелось пламя.

— Так ты тоже колдун?

— Нет… всё это ерунда. Мы с мальчишками развлекались… так же, как плюют или свистят… Для настоящей магии нужно много учиться.

Костер разгорелся. Анджелос молчал. Элеон тоже. Что с тобой случилось? Что случилось? Многое. С чего бы начать? С Юджина, с дневников или того, что сделали родители… Всё это такие глупости! Глупости… А ее раздирало на части, и она даже до конца не осознавала, почему умирает внутри. Понять бы…

Нет! Слишком больно. Невыносимо. Хочется расплакаться в чью-нибудь жилетку.

Нет, нет! Молчи. Анджелос не сможет это слушать. У него умерла Анна. Это эгоистично.

Но… Тревога охватила Элеон с головой. Девушка вскочила с места, стала ходить, пыталась успокоить дыхание, но не выходило. А плевать! Элеон вытащила из кармана дневник и, не глядя, дала его Анджелосу. Он удивленно взглянул на девушку.

— Это писал мой брат… Там то, кто я есть, — сказала Элеон и отвернулась от юноши. — Надеюсь, ты по-билийскому умеешь читать?

— Ну, мы с… Анной ведь как-то говорили со всеми вами. Причем, по-моему, у меня даже нет акцента, — Анджелос попытался пошутить. — И я читал книги в библиотеке.

— Точно. Но вообще всё равно заметно, что ты иностранец. Несколько гласных по-другому произносишь.

— Ну вот.

Анджелос мягко улыбнулся девушке и открыл дневники. Элеон вздрогнула, снова отвернулась, а затем, чтобы не оставаться один на один со своими мыслями, заговорила:

— Я ведь думала, что я уродец какой, — Анджелос посмотрел на девушку, затем снова в дневник, — когда брат оставил меня среди людей, а потом я влюбилась в такого же, как я. Юджина. Он был моим женихом. И он причинил мне так много боли, но я продолжала его любить… очень много лет. Ах, точно. Всего лишь год. Но он длился как четыре или пять. — Она вздохнула. — Я отдавала ему всю себя, чтобы… чтобы… Я забыла зачем. Наверное, не знаю… Просто это одиночество… невыносимо. Это как словно… ты тонешь в океане и потому цепляешься за любое спасение.

— Да, понимаю. — Элеон обернулась. — Но я бы предпочел потонуть, — добавил Анджелос.

— А я и потонула. — Девушка снова отвернулась, обхватила свои плечи руками. — Смотрю и не узнаю себя. Я потерялась и не знаю, как найтись. В том сне… когда я была внутри паука, я видела сон.

— Да, Корнелия говорила, что куклы умеют дурманить разум.

— Да, но в том сне, — продолжала Элеон, — я, кажется, была собой. Во мне кипела жизнь, и я хотела назвать свое имя, но всё обрушилось, и мне…