Шрифт:
Закладка:
Но Лука позволяет Господу говорить так, как будто Он много и часто имел отношение к Иерусалиму? Это не дает нам права строить богословские гипотезы. Он также позволяет Петру говорить, будто Иудея и Иерусалим были главным поводом для чудесной деятельности Иисуса, и при этом в самом Евангелии он знает о пребывании Иисуса в Иерусалиме не больше и не меньше, чем его предшественник Марк. Лука формирует первую точку перехода от точки зрения синоптистов к точке зрения Четвертого, а именно точку, в которой Иудея и Иерусалим стали важны для всей деятельности Иисуса, но он еще не провел от этой точки ту линию, которую провел Четвертый. Он лишь сформировал предложение, в котором подчеркнул деятельность Иисуса в Иерусалиме и отчасти также сказал об этой деятельности в том смысле, что Иисус заботился о сынах Иерусалима, заботясь об избранном народе в целом.
В остальном, а точнее, везде, он опирается на точку зрения Марка и доказывает, что более точные знания о жизни Иисуса он получил благодаря Марку. В отдельных отрывках он даже вполне корректно продолжает эту точку зрения. Если ангел, сообщающий женщинам о воскресении их Учителя, говорит, что они должны передать ученикам, что Иисус пойдет впереди них в Галилею, где они увидят Его, как Он им сказал, то у Луки ангел говорит, чтобы они помнили, что Он сказал им, «когда еще был в Галилее». Иисус, пишет Лука, ежедневно учил в храме, т. е. он хотел усердно использовать эту новую возможность для работы над своим учением.
Точка зрения Марка не вызывает сомнений. Когда он говорит: Иисус вошел в Иерусалим, вошел в храм и, осмотрев все, вышел в Вифанию, потому что было уже поздно, это значит: Иисус удовлетворил любопытство человека из провинции, и сегодня он мог только смотреть на храм, а не учить, потому что было уже поздно.
Матфей не стал копировать рассказ Марка об этой процессии, так как торопился и немного поторопился с тем, что Господь сразу после входа выгнал торговцев из храма; вместо этого он составил другую процессию, что доказывает его согласие с основным предположением Марка. Когда Иисус вошел в Иерусалим, весь город зашумел, и люди спрашивали: кто это? Но народ отвечал: это пророк Иисус из Назарета Галилейского. На этот раз мы не хотим особенно упрекать Матфея в том, что он не разъяснил нам, откуда взялась толпа, которая отличается от жителей святого города; по крайней мере, он показал нам, что, согласно его представлению, Иисус также впервые приходит из провинции в столицу.
Вайс напоминает нам, что ликование народа при входе Иисуса в Иерусалим доказывает, что Иисус не был в этом городе раньше, или, говоря более правильно, что, согласно взглядам синоптистов, только наступил момент, когда Сын Давидов входит в святой город. Поэтому Четвертый не мог понять этого ликования в его истинном смысле; ему даже пришлось использовать чудо с Лазарем, чтобы привлечь на свою сторону толпу, поскольку, согласно его предыдущему рассказу, Иисус должен был ожидать в Иерусалиме только беды и чумы.
Вопрос о том, думали ли люди в Галилее во времена Иисуса, как отмечает Вайс, которого интересуют только положительные высказывания синоптистов, более свободно о праздничных заповедях, нас здесь не касается, но это более чем вероятно и, по крайней мере, выставляет механический прагматизм четвертого Евангелия в надлежащем свете. Вопрос о том, было ли посещение праздников необязательным для Иисуса, является личным вопросом, и поэтому мы не можем на него ответить, поскольку еще не получили ни одного послания об Иисусе. Но верно замечание Вайса, что, согласно синоптическим повествованиям, Иисус идет в Иерусалим не для того, чтобы посетить праздник, а для того, чтобы пострадать. Однако мы не делаем из этого вывода, как это делает Вайс, что Иисус, таким образом, посещает Иерусалим только во время этой христианской жертвенной Пасхи, а скорее, что евангелист Марк при написании своего Евангелия вовсе не был озабочен всеми этими вопросами богословов и иудеев. Он даже не задумывался о ежегодно повторяющихся праздниках, их цикл был забыт в том идеальном мире, в котором он жил и который он описывал. Единственное, что он знал, это то, что Иисус должен был пострадать на Пасху: до этого момента он не знал ни хронологии, ни цикла праздников.
Теперь мы увидим, куда мы движемся и чем, наконец, закончится это дело на все времена.
Как мы можем позволить себе решать, что должен был делать человек или посещал ли он праздники своего народа более одного раза, когда все сообщения, которые должны были бы рассказать нам о нем, растворились? Как мы можем зайти так далеко в своей жажде исторических фрагментов, чтобы захотеть решить на основании Писания, автор которого действительно живет в идеальном мире и, пока он не пришел на праздник Пасхи, пил из ручья Леты и забыл все земные меры времени, посещал ли Иисус праздники иным образом? Несомненно только одно, что праздник Пасхи! имеет для Марка идеальное значение и что время до этого праздника кажется ему вечностью, в которой он не знает земного летоисчисления.
Четвертый евангелист, не использовавший для своих известий о жизни Иисуса других источников, кроме Евангелий, которыми мы располагаем и поныне, распределил жизнь своего Господа по циклам иудейских праздников, но восхищение, которое воздавалось силе его памяти, точности изложения или высшим влияниям, теперь, наконец, приведено в должную меру или, скорее, к противоположному чувству.
Теперь можно было бы согласиться с синоптистами. Ибо разве не красивее и не достойнее, как они представляют дело, что Иисус сначала появляется на окраине святой земли, совершает свое дело и только теперь входит в святой город, чтобы напасть на развращенную иерархию в центре ее власти и исполнить свое предназначение?
Это красивее и достойнее, но не исторично, ибо пока мы не нашли никаких следов того, что называется историей.
Вайс полагает, что общественная деятельность Иисуса должна быть приписана «продолжительности в
