Быстро собрались, взяли всё необходимое, вытянули из ванной племянника, высыпали в коридор. Сеня был в чёрном костюме, волосы уложил гелем, зубы почистить ему родственники не дали, поэтому он яростно жевал жвачку. Она была в свадебном платье, в руках держала босоножки на тонких высоких каблуках, обута была в белые кроссовки. Ты так и поедешь? – удивился Сеня. Не переться же мне в шпильках, – ответила Соня. Выпустив всех, выключила свет, закрыла двери. Квартира, в которой они жили, принадлежала ей. За свет платила она. Спустились вниз, начали втискиваться в такси. Остальные сели в жёлтый форд. Соня бросила шпильки в багажник, села за руль. Форд тоже принадлежал ей.

Она не хотела брака – жили как жили, жили б и дальше. Но за Сеню взялась родня. Были они иеговистами, еженедельно приезжали в город на службу в свежевыстиранной одежде, с детьми и внуками. Походили на погорельцев, которые успели спасти одежду, но возвращаться им было некуда. Служба проходила в киноконцертном зале. Кино не показывали. Концертов тоже не было. После службы Сеня, как местный, вёл родню на обед. Мужчины смотрели на него с уважением, женщины с любовью. Все желали ему счастья. Все говорили про Соню. Требовали, чтобы женился. Сеня жил в её квартире, Соня подвозила его утром к метро, хотя что там подвозить – два квартала наверх, покупала ему сигареты. Но он всё равно повёл разговор жёстко. Соню это зацепило. Послушай, – говорила она, – мы живём вместе. Почти год. Что тебе ещё нужно? Что это изменит в наших отношениях? В наших ничего, – честно отвечал Сеня, – но у меня есть родня, они волнуются. Скажи, пусть не волнуются, – передавала Соня. Но Сеня настаивал дальше, и она в конце концов согласилась. Неожиданно для себя. Хорошо, – сказала, – будет тебе свадьба. Только не злоупотребляй моей любовью: она имеет пределы. Договорились с татарами, державшими возле реки узбекскую кухню. Разыскала одноклассника, работавшего тамадой. Одноклассник её не узнал. Тем лучше, – подумала Соня. Заказала платье, предупредила друзей – сказала, что свадьба будет в итальянском стиле. То есть приходить надо в костюмах сицилийской мафии. Пусть теперь парятся, – подумала довольно.

Странные люди приходили к ним на свадьбу. Хуже, что после этого оставались. Соня стояла посреди толпы, так и не переобувшись – в белых кроссовках под такого же цвета платье, – и пробовала разобраться, кого она знает. Или, по крайней мере, кто знает её. Пришёл весь её офис с юридическим отделом: Даша, замученная и заплаканная, тащила за собой двоих детей – старшего и младшего. Под дресс-код из них попадал разве что малой: был в строгом школьном костюме, смотрел на всех с ненавистью, так что можно было принять его за мафиозного сына полка, отлучённого от основных финансовых потоков. На руке болтались тяжёлые механические часы, вероятно, снятые с замученного семьёй должника. Пришёл Иван, как обычно спокойный, хотя и постаревший, пожелал счастья. Критически осмотрел причёску Сени, но сдержался, промолчал. Прибежал какой-то чудак в ковбойском костюме, издалека похожий на Челентано, скорее, правда, темпераментом. Соня его не знала, однако гостей на входе встречать начал именно он. Потом повалили соседи, школьные приятели, деловые партнёры. Большинство уже ориентировались, что именно любит невеста, что ей дарить, а чего не нужно: всё-таки не в первый раз замуж выходила, все уже как-то привыкли. Ходили угрюмые родственники, толпой, не зная, чем заняться. Наиболее неадекватно вел себя племянник: перевернул закуски, курил с татарами, предсказуемо свалился в фонтан. И это в свои десять лет, восторженно думал Сеня, это ещё пока ничего не началось. Из своей родни она пригласила дядю Гришу, считавшего себя почему-то её крёстным отцом и уже этим чувствовавшим свою причастность к итальянской мафии. Крёстный-то крёстный, думала Соня, главное, чтобы после свадьбы поехал домой, сил нет слушать его ночные крики. Остальные её родственники или умерли, или исчезли из эфира. С другой стороны, крёстный легко это компенсировал: тёрся около представительниц юридического департамента, кладя свои сухие жёлтые руки на девичьи коленки, глушил шампанское фужерами, время от времени доставая челюсть и протирая её влажными салфетками. Сеня, кроме родственников, пригласил целую футбольную команду. Основной состав, с которым последние три года защищал спортивную честь сети строительных гипермаркетов. Причём защищал довольно успешно, команда держалась в лидерах, и игроки намекали хозяину, мол, давай, Иван Абрамович, вложись нормально – выиграем для тебя какую-нибудь спартакиаду. Всё в наших руках. Вернее в ногах. Однако Иван Абрамович имел свои планы на будущее, поэтому на начало второго круга, ещё зимой, объявил, что команда распущена. Сцепился с горсоветом, не разошёлся с киевскими, продал сеть, выкупил в Египте отель и перебрался на африканский континент. Сидел над бассейном, считал верблюдов. Для команды это стало настоящим ударом – кроме футбола они мало чем интересовались, соответственно и мало чего умели. Что теперь делать – никто не знал. Кто-то успел устроиться на работу, кто-то вернулся к учёбе, кто-то просто переживал. Сеня просто переживал. Но на свадьбу пришли все. Дресс-кода, ясное дело, не придерживались (какая мафия, говорили нервно, Сень, не выёбывайся), впрочем, к спортивным костюмам надели на всякий случай солнцезащитные очки. Говорили друг другу, что на Сицилии так и ходят, Саня, их правый край, был на прошлое Рождество на Сицилии, все наши там так и ходят – в адидасах, тапочках и чёрных очках. Как настоящая мафия. К свадьбе относились настороженно, однако Соня им нравилась. Тёмно-красные волосы, тёплые губы, ледяные пальцы, загорелая кожа. Невысокая, спортивная, стройные ноги, дорогие кроссовки. Если бы могли, изнасиловали б её прямо тут, возле фонтана. А если бы могла она, то не возражала бы.

Они пришли последними. После обеда. Стояли под горячим солнцем, курили, думали. Даниил предлагал вернуться домой: пошли, говорил, несолидно как-то. Но Олег глубоко, до помрачения, затягивался и вытирал янтарный пот рукавом кожанки. Олегу было тридцать шерсть. Даниил был старше на четыре года. Но выглядел на все пятьдесят. Олег ремонтировал дома, набрал бригаду чернорабочих, возил за собой по городу, осваивал объекты. Всегда носил с собой небольшой панасоник – фотографировал башенки и отделку аварийных зданий, потом с помощью зума рассматривал детали, которые не мог видеть невооруженным глазом. Одет был в горные ботинки, выгоревшие джинсы и коричневую лётную кожанку. На голове тёмные нечёсаные волосы. Давно не брился. Даниил пришёл в спортивном. Выбритый, в шрамах череп. Впечатление производил суровое, смягчавшееся серыми мудрыми глазами. Другое дело, что в глаза ему никто не заглядывал, все обычно засматривались на синие от наколок кулаки, расписанные