в кастрюли, что-то там вынюхивая, вылавливая оттуда что-то вкусное – остатки средиземноморских блюд, восточные пряности и южных рыб, гремела посудой, переливала подливу, включила в конце концов четыре горелки на газовой плите, распустившиеся как океанские цветы, озаряя стену сиреневыми тенями. Достала откуда-то сыр, нашла лимоны, поставила начатый коньяк. Передавала всё это Олегу из рук в руки, и он каждый раз замирал, касаясь её пальцев. Села рядом с ним, достала из-за спины яблоко, кинула Даниилу. Тот легко поймал. Соня щедро отпила, передала бутылку Олегу, брала еду, резала её большим ножом, делясь поровну всем, что у неё было. Олег главным образом пил, следя за ней. Соня быстро надкусила лимон, и золотой сок полился по её подбородку, и ни одна мышца на её лице не вздрогнула, не дёрнулась, только слезы выступили, но она легко смахнула их, берясь за сыр и зелень. Рвала зубами чёрный хлеб, запивая его вишнёвым соком, ломала пальцами шоколад, слизывала с ладони клубничный джем, всё время смеялась, так что зубы её вспыхивали белым огнём, и улыбка была широкой и щедрой, какой она бывает только у детей. Да и то не у всех. Вишни оставляли на её губах кровавый след, алкоголь делал её дыхание теплым, ела она так легко и радостно, что Олег почувствовал, что совсем опьянел, что его разобрало и понесло ввысь. Обратил внимание, что вокруг холодно, и даже огни газовой плиты не могли прогреть влажного воздуха над мойками и морозильными камерами. Она же замёрзла, наверное, – подумал, снял куртку и накинул её Соне на плечи. Соня завернулась, глубоко вдыхая его запах, привстала и начала его целовать. Целовала долго, и поцелуи её пахли лимонами и мёдом. Олег ждал-ждал, что же будет дальше, а не дождавшись, стянул с неё куртку, бросил на холодную поверхность стола. И Соня совсем не возражала, опустилась на куртку, потянув его за собой. Целовала и целовала, пока он сбрасывал сорочку. Лимоны падали на пол и твёрдо бились об измазанный джемом пол, финики лопались под его руками, от чего кожа его становилась сладкой, алкоголь разливался по поверхности стола, безнадёжно заливая остатки салата. У меня под платьем ничего нет, – вдруг сказала Соня. Как это – ничего нет? – удивился он. – А кроссовки? Но она засмеялась и взяла его руку, показывая, что на самом деле ничего нет, кто б мог подумать. И пока они смеялись, Даниил тихо отошёл к дверям и выключил свет. Достал сигареты, хорошо, – подумал, – что у меня остались и не нужно беспокоить брата, курил, глядя сквозь чёрное окно и едва заметно улыбаясь. Кожа у неё была золотистая, волосы медные, пятки у неё были жёлтые, как лимоны.

Двери ломали долго и уверенно. Железо глухо отзывалось под тяжелым натиском мужских плечей. Но замки оказались надёжными, металл – непробиваемым. Поэтому там, за дверьми, слышались только громкие проклятия и возгласы разочарования. Даниил курил, добивая одну сигарету за другой. Олег спрыгнул на пол, поспешно одеваясь, пытался попасть в рукав куртки, прыгал на одной ноге, суя другую в ботинок, озирался вокруг в поисках чего-то важного. Расслабься, спокойно, – сказала ему Соня. Она сидела на железном столе и, не спеша, зашнуровывала кроссовки. Из складок её платья сыпался фундук и монеты. Волосы на её голове напоминали красное зарево, раздуваемое ветром. Но голос был спокойный, а взгляд – нежный. Вначале, когда загремели в дверь, Олег остановился и резко обернулся на стук, бросил настороженный взгляд на брата, однако Даниил даже не шевельнулся, прячась в темноте, а Соня обхватила его голову руками, потянулась к нему и зашептала ему – быстро, тихо, но разборчиво, – просто в ухо что-то такое, от чего Олег оборвался в ней, а она оборвалась вслед за ним, продолжая что-то ему нашёптывать – с благодарностью, наслаждением и сонной негой. Благодарно, сладко, утомлённо.

– Соня. – У него был странный голос, резкость в нём соединялась с неуверенностью, а раздражение – с сомнениями.

– Во даёт, – рассмеялась Соня, а потом крикнула: – Да, я тут. Чего ты хотел?

Сеня растерялся.

– Открывай, – сказал он сухо.

– Ну хорошо, – сказала Соня Даниилу, – вылезайте через окно, я им открою. Слышите?

Даниил молчал. Олег тоже не ответил. За дверьми прислушивались.

– Дань, – позвала Соня, – ты меня слышишь?

Олег подошёл к Даниилу.

– Что будем делать? – спросил тихо.

– Что скажешь, – так же тихо ответил тот.

– Я не могу её бросить, – объяснил Олег, – он же её убьёт.

Олег смотрел и молчал. Даниил на какой-то миг задумался.

– Дань, – позвала нервно Соня. – Вы меня слышите? Давайте, уходите!

– Ещё чего, – сказал вдруг Даниил, – буду я через окна от всякой босоты бегать.

– Правильно, – поддержал его Олег, – ещё чего.

Даниил похлопал его по плечу, включил свет и открыл двери, как ворота обложенного города.

Напоминали они настоящую футбольную команду, выходящую из тёмных туннелей стадиона на свет – к бою и победе. Только двери перед ними распахнулись, как всей толпой подались вперед, оттесняя Олега и Даниила к железным столам. Из-за их спин злорадно скалился племянник, тешась, что успел всем сообщить, сумел предупредить и привести всех сюда – на место преступления. Сенины родственники сразу же кинулись к Соне, которая незаметно поправила платье, достала откуда-то Олеговы сигареты, прикурила и теперь холодно выпускала дым в лица женщин, кричавших ей что-то, не скрывая возмущения и отчаяния. А футболисты стояли и гневно смотрели на братьев, не зная, с чего начать, лишь Сеня переводил взгляд с Олега на Даниила, а потом снова на Олега, пока не понял в какой-то миг, что у него просто бегают глаза. Тогда обернулся снова к Олегу.

– Ты, – сказал хмуро, – выйдем, поговорим. А ты, – кивнул Даниилу, – оставайся тут: с тобой поговорим позже.

– А ты, – сказал ему в тон Даниил, – пошёл нахуй.

Сеня хотел ответить, но захлебнулся от злости и бросился на Даниила. Даниил отступил в сторону, перехватил Сеню за шею и резко швырнул на стол. Сеня врезался грудью в железную блестящую поверхность, хрипло выдохнул и сполз на пол. Футболисты набросились на братьев. Олег успел завалить одного, Даниил – двоих. После этого их сбили с ног и начали добивать. Даниил прятал голову и старался ровно дышать. Олег выкручивался и отбивался, ничего не говоря и ни о чем не думая. Хотя думать ему на самом деле было о чём.

Скажем, можно было подумать про свою самоуверенность, про убеждённость в том, что всё будет именно так, как он себе надумал. Она ему с самого начала понравилась. Нравилось, что она ничего не боится. Что не боится