А что происходит сейчас?

Будто и не было десяти долгих и в то же время так быстро промелькнувших лет после смерти бабушки. Она по-прежнему сидела в кухне, хоть и в рамке фотографии, но все так же строга, и, кажется, читает мысли! — Клара покосилась на бабушку. — И что всё это значит? И Гоша! Главное — Гоша сидит и, развесив уши, слушает ее, как в детстве. И вид у неё такой, будто это нормально и ничего необычного не происходит. Но Клара то чувствовала! Воздух в кухне был наполнен будто неслышным звоном, вибрацией, ощутимой всем телом, всеми фибрами. И внутри Клары тоже все звенело и дрожало. Если не прислушиваться, то незаметно, но если все-таки настроить внутреннее ухо, как учил однажды встреченный ею на Бразильском карнавале баба Джаьянти, то это дрожание ощущалось так же отчетливо, как летающий посреди ночи комар в соседней комнате, так же тревожно, занудно и, главное, раз услышав, уже невозможно было от него отключиться.

А может, это сон? Может, она до сих пор спит? И не было этого невыносимо долгого дня, не было Жар Птицы и старичка Кауфмана? Может, новый департамент сновидений Жилкоммага подсунул ей такую вот гнусную, чудовищную халтуру? Без ее согласия. А потом жди счет. С них станется!

— Бабушка! А как же ты?.. Сюда, в смысле… — перебила Клара бабушкины речи, мучительно подбирая слова, чтобы правильно обозначить её появление.

— Боже мой! И это моя внучка, — Гретхен разочарованно покачала головой. — Ну почему Господь начисто лишил её мозгов? — спросила она, закатив глаза к небу. — Ты что добавила в пунш, двоечница?

— Расторопшу. Всё по твоему рецепту, — обиженно ответила Клара.

— Покажи, — потребовала Гретхен.

Гоша взяла пакетик с расторопшей и, посмотрев на него, снова весело загоготала, показывая его бабушке и Кларе одновременно.

— Точка! Точка-то сверху! — смеялась она всхлипывая. — Это девяносто девять, а не шестьдесят шесть! А-ха-ха-ха-ха!

Клара выхватила пакетик у Гоши и завертела в руках. И правда, как же она не заметила проклятую точку?!

— А что?.. Э…

— Корень пейтоля.

— Ух ты! — воскликнула Гоша, — Гретхен, так вы — галлюцинация?

— Хм. Не совсем, дорогая. Эмульгированный корень пейтоля при флюидированнии могуто-камнем, меняет свойства, в частности — вызывает овеществление образа с полным восстановлением функций на некоторое время… Другими словами — оживление. В данном случае моей фотографии.

— На некоторое время? — переспросила Гоша.

— Да. Думаю, у нас ещё минут десять.

— Ах, Гретхен, — заволновалась Гоша. — Что же вы молчите?! Мне ещё так много надо у вас узнать! Кравцов! Какой был его последний труд?

— Э… Кажется, перед смертью он сделал ещё одно открытие, которое дополняло основное учение об ахна-волнах. Но подробностей я не знаю. Тогда правительство как раз провело реформу в науке и системе образования и ограничило выпуск научной литературы, а потом и вовсе запретило. Как же называлась его работа?.. Ах, да вот же она — «Философия энергии ахна-волн»! Гошенька, не сомневаюсь, что эта книга — твоих рук дело! Где ты нашла её? Она была издана посмертно тиражом в пару десятков книг, и не успела дойти до библиотек, как её отозвали. Мы только слышали о ней. Но никто ни разу не держал её в руках. Ты прочла?

— В том-то и беда, Гретхен! С этой книгой какая-то странная история. Вот вы говорите, что тираж отозвали, а мы на нее наткнулись дважды за последнюю неделю. Но самое непонятное вот что, — Гоша развернула книгу, показывая вырванную середину. — Сохранилось лишь вводная часть в основы ахна-волн, что и так всем известно. А самый корень… Вот… Вырван… И так у обеих книг!

— Наткнулись мы, как же! — не удержалась Клара, но тут же прикусила язык — ведь ей в первую очередь достанется от бабушки за взлом правительственного замка, и уж тем более за пренебрежение защитной магией.

Но бабушка как будто и не расслышала, задумчиво смотрела на книгу, и даже хмурилась.

— Судя по окончанию, в этом труде изложено что-то крайне важное, чрезвычайное, — торопилась меж тем Гоша. — Не менее важное, чем само открытие ахна-волн. Непонятно только, для чего было вырывать. Почему не уничтожили книгу, раз она кому-то мешала?

— Бюрократия, моя дорогая. Думаю, поэтому. Если книга физически попала под реестр в библиотеку или в какое другое учреждение, то при последующей конфискации, обязательно возник бы вопрос — где она? Кто-то, видимо, вырвал и сохранил себе исследование Кравцова, оставив обложку для галочки. Только вот кто и зачем?

Клара хотела было уже рассказать про Кауфмана, но Гоша застонала:

— Но что же делать? — и столько было страдания в ее голосе, что Клара опешила. — Где этот кто-то, кто вырезал страницы? Как мне найти эти исследования, Гретхен?!

Клара с удивлением смотрела на нее — впервые она видела свою бурлачку такой взволнованной и… несчастной.

— Ну-у, — протянула бабушка, застыв на короткий миг. — Боюсь, что на этот вопрос, дорогая, наверняка сможет ответить только сам Кравцов.

Изображение бабушки на фотографии замерло.

Гоша схватила свой бокал и протянула Кларе её.

— Пей! Залпом! — крикнула она.

Клара повиновалась, выпив мелкими глотками остатки пунша. Гоша проглотила свой одним хлебком.

— Боюсь, что на этот вопрос, дорогая, сможет ответить только сам Кравцов, — повторила вновь ожившая бабушка.

— Гретхен! Пожалуйста! — горячо проговорила Гоша, схватив фотографию и умоляюще глядя на бабушку. — Мы можем это сделать?! Есть такие заклинания-травы-магия или ещё что-то? Вызвать дух! Оживить его фотографию, как вашу? Изображение? Может мне удастся найти его почерк и по нему… Вызвать призрак Кравцова! Можем?! Прошу вас, Гретхен! Вы знаете меня лучше, чем кто-либо! Вы заменили мне мать! Вы знаете, как это важно для меня! Если есть хоть один шанс изменить судьбу бурлаков, я должна им воспользоваться. Иначе, грош мне цена. Можем?!

— Не тряси, Наташа! Поставь меня! — бабушка называла Гошу родным именем, когда сердилась на нее. Если бы не это, все уже, наверное, давно забыли бы это имя, включая саму Гошу.

— Простите, — Гоша поставила фотографию на стол и с мольбой во взгляде уставилась на миниатюру Гретхен.

Бабушка задумалась. Гоша и Клара, не совсем понимающая, чего хочет Гоша, молчали и напряжённо смотрели на ее строгое сосредоточенное лицо. В наступившей тишине часы отцыкивали секунды.

— Прежде всего вы должны знать, что Кравцов умер скоропостижно, без всяких к тому оснований. Сразу после смерти он, память о нем и его труды намерено были преданы забвению, выведены из упоминаний во всех средствах массовой информации. Его имущество было арестовано и