и Леона и всех наших королевств и владений», монарх оказался вынужден удовлетворить встречное требование: «И они пришли к соглашению и сказали нам, что для того, чтобы сделать наилучшим образом то, что мы хотим, и чтобы это было угодно Богу, мы должны устранить злоупотребления, которые случаются в наших землях, и выправить все так, чтобы это было угодно Богу и на пользу и ради сохранения наших королевств»[175]. Король признает, что принял соглашение и учел, чтó можно было бы улучшить так, чтобы это было угодно Господу, ему и во благо всем.

Следует отметить, что в то время как в тетрадях 1252 и 1253 гг., равно как и в тетрадях Севильских кортесов 1258 г., встречается термин «договоренности», в тетради Асторги, единственной сохранившейся от Севильских кортесов 1261 г., он не появляется ни разу.

Гонсалес Хименес сравнил положения, содержащиеся в тетради кортесов 1261 г., с договоренностями кортесов 1258 г. и 1252–1253 гг. Не менее 23 договоренностей из тетради 1258 г. и 13 из тетрадей 1252–1253 гг. перешли в тетрадь кортесов 1261 г., в которой некоторые из них обобщены[176]. При этом термин «договоренности» в протоколе 1261 г. не встречается. Чем можно объяснить это, на мой взгляд, умышленное отсутствие?

По наблюдению Гонсалеса Хименеса, в тетрадях кортесов 1258 г. использовалась косвенная речь, в противоположность прямой речи тетради 1261 г. В действительности, как я отмечал выше, специфика языка протокола 1258 г. зависела от содержания – договоренностей, которые были результатом сделки с королем, поэтому автором правовой нормы являлся не только король (единичный субъект), но монарх и представители королевства («считают правильным»). По этой же самой причине в некоторых договоренностях о короле говорится в третьем лице – «король повелевает» («manda el rey») как об ответственном за исполнение предварительно оговоренной и согласованной договоренности.

В любом случае, из текста преамбулы следует, как мы это уже видели, что была заключена сделка между королем и представителями консехо («И об этом [сделке, предварительно согласованной представителями королевств] мы договорились». То, что текст тетради составлен с использованием безличных конструкций, не противоречит ни пактовому характеру договоренностей, ни их статусу положений, принятых на кортесах 1261 г.

Севильские кортесы 1264 г.

Не так просто обстоит дело с признанием в историографии Севильских кортесов 1264 г. В апреле 1264 г. Альфонсо Х выдал три жалованных грамоты эстремадурским консехо Пеньяфьеля, Авилы и Куэльяра, содержание которых было очень похожим. В «Хронике» упоминаются эти привилегии (названные там уложениями), хотя они и неверно датированы 1263 г. Также там указано, что они были составлены в рамках договора между королем и консехо Эстремадуры. Мартинес Марина назвал их «Эстремадурскими уложениями».

Бальестерос, следуя за «Хроникой», не сомневается, что «эти законы стали результатом заседания кортесов, на которых присутствовали прокурадоры консехо Эстремадуры»[177]. Проктер утверждает, что это не были всеобщие кортесы для всего королевства, так как нет доказательств присутствия представителей городов других областей. Она отмечает, что речь вполне могла идти о «региональных кортесах для Эстремадуры»[178]. О’Кэллэген определяет это как собрание муниципальных делегатов, по большей части, эстремадурских[179], в то время как Вальдеон считает, что это были полноценные пленарные кортесы[180]. Гонсалес Хименес говорит о «торжественном собрании всех эстремадурских консехо», встреча которых, судя по всему, прошла по их собственной инициативе[181]. Де Айяла и Вильальба, опираясь на сохранившиеся тетради, отправленные в Пеньяфьель и Куэльяр, утверждают, что собрание кортесов в 1264 г. в Севилье «не подлежит сомнению»[182], тогда как Мартинес Диес, в соответствии с преамбулой уложения в грамотах, данных Пеньяфьелю, Куэльяру и Авиле, полагает, что эти документы не вручались на кортесах, а сами кортесы в Севилье в 1264 г. расценивает как безосновательную гипотезу[183].

Кортесы в Хересе в 1268 г.

Не меньше проблем связано с кортесами 1268 г. в Хересе, которые в издании Академии истории озаглавлены «Уложение договоренностей и прочих общих распоряжений, пожалованное на съезде в Хересе»[184]. Бальестерос посвящает несколько страниц комментированию содержания соглашений, заключенных во время этого собрания, которое он признает как настоящие кортесы[185]. В этом же ключе высказалась и Эвелин Проктер, по мнению которой, соглашения, о которых речь идет в тетради, представляют собой «последний и самый важный из экономических кодексов Альфонсо Х»[186].

Для О’Кэллэгена остается вопросом, была ли хересская ассамблея собранием пленарных кортесов, поскольку, хотя на ней и присутствовали «добрые люди» и купцы всех королевств, ничего неизвестно о знати и церкви[187]. Гонсалес Хименес в своей первой монографии, посвященной Альфонсо Х[188], не высказывает сомнений по поводу того, что это были кортесы, хотя во второй книге о правлении Мудрого короля он говорит об этом собрании как об очень многолюдном «съезде»[189]. По мнению Вальдеона, кортесы 1268 г. имели «исключительное значение»[190]. Де Айяла и Вильальба также не ставят под сомнение их природу[191]. Мартинес Диес, напротив, утверждает, что созыв купцов и других «добрых людей» Кастилии, Леона, Эстремадуры и Андалусии имел повестку «скорее технического характера, нежели политического, поскольку не упоминаются города или консехо, равно как и их представители», таким образом, уложение, составленное в Хересе, не было результатом заседания кортесов[192].

Бургосские кортесы 1269 г.

Историки единодушны в отношении Бургосских кортесов 1269 г. Бальестерос приводит несколько сообщений о собрании этих кортесов, которые заседали во время свадьбы инфанта дона Фернандо де ла Серда и Бланки Французской[193]. В их ходе проголосовали за введение шести сервиций, предназначенных для улаживания дел на границе. Проктер[194], О’Кэллэген[195], Вальдеон[196], Гонсалес Хименес[197], де Айяла и Вильальба[198] и Мартинес Диес[199] не высказывают сомнений относительно созыва кортесов в Бургосе в 1269 г.

Бургосские кортесы 1272 г.

Единственным источником, сообщающем о новом собрании кортесов в Бургосе в 1272 г., является «Хроника Альфонсо Х»[200]. В ней созыв кортесов представлен как следствие восстания знати[201], о котором хронист подробно рассказывает. Все исследователи без исключения признают проведение этого заседания кортесов в городе Арлансон, таким образом, дополнительные комментарии здесь излишни. Столь же единодушна историография в вопросе об определении как «съездов» (так они названы в «Хронике») – собраний, которые Альфонсо Х провел в Альмагро в марте 1273 г. и в Авиле в мае того же года[202].

Бургосские кортесы 1274 г.

Согласно грамоте 1274 г., в этом году Альфонсо Х снова собрал кортесы в Бургосе. Это единственный известный источник, дающий информацию об указанных кортесах. Согласно Бальестеросу, на собрании обсуждалось количество рыцарей, которым предстояло сопровождать монарха в поездке на коронование его императором, а также вопрос о податях.