– договоренностей, а не уложений, как их определяет вышеназванный ученый, – указывает на то, что они были оговорены, согласованы представителями нескольких консехо Кастилии в 1252 г. и Леона в 1253 г. Скольких консехо? Этого мы не знаем.

Трудно предположить, как это сделали некоторые авторы, что монарх созвал кортесы в Севилье в 1252 г. для Кастилии, а несколько месяцев спустя – в том же самом городе для Леона. Кроме того, это были его первые кортесы – событие настолько значимое, что даже первая часть «Хроники» Альфонсо Х, столь неполная и изобилующая хронологическими ошибками, не могла умолчать о нем. Следовательно, договоренности 1252 г. и 1253 г., на мой взгляд, были оговорены, согласованы и затем утверждены в соответствующих куриях, а не кортесах.

Толедские кортесы 1254 г.

Еще Бальестерос в свое время отметил, что мы не имеем даже «отдаленного представления» о решениях, принятых во время Толедских кортесов, ни о вопросах, которые там обсуждались[118], хотя он и ссылается на оригинальный документ той эпохи, в котором ясно указано на время, «когда король дон Альфонсо созвал первые кортесы в Толедо». Еще раз подчеркнув, что неизвестно, о чем шла речь на этих кортесах, Бальестерос рискнул выдвинуть предположение об их решениях. Считая несомненным собрание кортесов в 1252 и 1253 гг. в Севилье, ученый утверждал, что, поскольку «консехо не выступали с каким-либо прошением», Толедские кортесы были созваны специально, поскольку монарху был необходим сервиций[119] для ведения войны[120].

Учитывая тот факт, что не сохранились тетради с записями того, что обсуждалось и было принято в Толедо, Бальестерос предполагает, что их не существовало, поскольку, по его мнению, в тетрадях фиксировались только «законодательные акты, при этом почти ото всех кортесов, целью которых было получение денежных субсидий, не осталось документальных свидетельств»[121].

Проктер принимает объяснения Бальестероса, согласно которым тетради не сохранились, «потому что не содержали законодательных актов», и при этом приводит другой документ, в котором Альфонсо Х упоминает, что ездил в Толедо, чтобы «созвать там свои кортесы». При этом позиция исследовательницы отличается в вопросе о том, чему были посвящены Толедские кортесы 1254 г. По ее мнению, на них инфанта Беренгела, первенец короля, родившаяся за несколько месяцев до этого, была провозглашена законной наследницей кастильской короны при отсутствии наследников мужского пола. Согласно свидетельству, датированному маем 1255 г., прелаты, знать и представители городов прибыли в Толедо, чтобы принести присягу и оммаж донье Беренгеле, в мужья которой был предназначен сын французского короля Людовика IX[122].

В подобном же ключе высказался О'Кэллэген, который помимо этого выдвинул гипотезу о том, что на этих кортесах также обсуждался проект Мудрого короля по вторжению на север Африки посредством «традиционного созыва крестового похода»[123].

Вальдеон утверждает, что первые кортесы правления Альфонсо Х прошли в Толедо в 1254 г., и разделяет мнение Проктер относительно цели этого собрания – принесения присяги донье Беренгеле как наследнице короны[124]. Гонсалес Хименес также поддерживает эту точку зрения, в соответствие с которой Толедские кортесы 1254 г. связаны с провозглашением Беренгелы наследницей. Дату проведения собрания он определяет как конец февраля или начало марта[125].

Де Айяла и Вильальба собрали имеющиеся данные, указав источники, в которых упоминается собрание кортесов в Толедо в 1254 г. По мнению этих исследователей, признание доньи Беренгелы наследницей короны было одним из вопросов, рассмотренных на тех кортесах. При этом гипотеза Бальестероса, согласно которой кортесы были созваны для получения военных субсидий, напротив, ставится ими под сомнение, равно как и предположение о том, что тогда было утверждено «Зерцало».

Наконец, Мартинес Диес снова упоминает документы, совпадающие по времени с проведением этих кортесов: подтверждение Альфонсо Х привилегии, дарованной его отцом Толедскому собору, датированное 2 марта 1254 г., в котором кортесы упоминаются как уже произошедшее событие; грамота Педро Нуньеса де Гусмана, в которой ясно говорится, что король «созвал свои первые кортесы в Толедо»; наконец, документ, датированный в Паленсии 5 мая 1255 г. и упоминающий принесение присяги донье Беренгеле как наследнице престола.

Мартинес Диес утверждает, что кортесы были созваны вскоре после рождения принцессы (6 декабря 1253 г.) в Толедо, чтобы облегчить доступ прокурадорам кастильских и леонских городов, и заседали с 20 января по 1 марта 1254 г. По его мнению, не сохранилось никакого постановления, поскольку целью кортесов было исключительно принесение присяги принцессе Беренгеле как наследнице. И добавляет: «Снова очевидным становится разделение между кортесами и уложением; в 1252 г. есть уложение без кортесов, а в 1254 г., наоборот, кортесы без уложения»[126].

Таким образом, все действительно указывает на то, что первые кортесы при Мудром короле прошли в Толедо в 1254 г. и заседали с конца января до начала марта. Поводом для их созыва, вероятно, было признание королевствами доньи Беренгелы наследницей короны. Несомненно, по поводу этого события должен был быть составлен торжественный акт, затем переданный на хранение в королевскую канцелярию и позднее утраченный, как и вся документация, во время войны комунерос.

Кортесы в Бургосе 1254 г.

Единственное указание на эти кортесы содержится во Второй анонимной Саагунской хронике, в которой зафиксировано, что в год 1252 король «созвал очень большие кортесы с князьями и знатными людьми своих королевств».

Бальестерос не упоминает эти кортесы[127], равно как и Проктер, хотя О’Кэллэген[128] и Р. А. Макдональд[129] признают их таковыми. О’Кэллэген считает, что брак инфанты Леонор, сестры короля, с Эдуардом, наследным принцем Англии, был заключен во время заседания кортесов в Бургосе в 1254 г. Не похоже, что королевская свадьба могла послужить поводом для созыва кортесов, а если они уже заседали ко времени ее проведения, причины их собрания неизвестны. Макдональд, в свою очередь, предположил, что на этих кортесах было обнародовано «Зерцало».

Гонсалес Хименес, следуя за О’Кэллэгеном, сначала признал собрание в Бургосе 1254 г. пленарными кортесами[130], но позднее не высказывался в этом ключе и, касаясь вопроса о браке принцессы Леонор с принцем Эдуардом Английским, не выдвигал смелых предположений (как это делал североамериканский ученый) о том, что данный союз был заключен во время Бургосских кортесов в День Всех Святых[131]. Вальдеон[132] также не признает и даже не упоминает собрания кортесов в Бургосе в 1254 г. Де Айяла и Вильальба[133] называют «необоснованным» предположение о проведении кортесов в Бургосе в конце 1254 г., а Мартинес Диес также их не упоминает.

Судя по всему, бургосское заседание было ограничено полным собранием курии, более соответствующим празднованию бракосочетания принцессы Леонор.

Кортесы в Витории 1255–1256 гг.

Единственное упоминание о собрании кортесов в Витории в 1256 г. встречается в тексте Чудес на романсе, автором которого был