Шрифт:
Закладка:
Во-вторых, в incipit «Саморского уложения» 1274 г. есть другая особенность, свидетельствующая о том, что речь идет о поздней копии: текст датирован не только в хронологии испанской эры, но также и в летоисчислении от Рождества Христова, из чего следует, что копия была составлена позднее 1383 г., то есть по меньшей мере век спустя после составления и утверждения королем в 1274 г. Более того, тот факт, что копист должен был добавить датировку по летоисчислению от Рождества Христова, заставляет предположить, что испанская эра уже была забыта, и, таким образом, включение incipit в текст, вероятно, произошло в середине XV в. Полагаю, это обстоятельство было решающим при установлении связи между этим текстом и некими несуществующими кортесами в Саморе. Не исключено, что писец (не слишком сведущий в праве, как я уже продемонстрировал) прочитал в оригинале или, возможно, уже в копии, что текст был составлен по приказу Альфонсо Х «при дворе в Саморе» («en la corte que tuvo en Zamora»), или, другими словами, разработан после собрания двора («la corte») или курии. Но при этом в incipit значилось: «И это уложение было составлено по приказу вышеназванного короля дона Альфонсо», и учитывая, что уже с XIV в. постановления кортесов зачастую именовались уложениями[221], писец мог предположить, что в копии была допущена неточность, и изменил «двор в Саморе» («corte en Zamora») в единственном числе на «cortes en Zamora» («кортесы в Саморе»), совершив, таким образом, ошибку, которая дошла до наших дней.
В-третьих, так как в тексте отсутствуют характерные для жалованных грамот формулы (обращение, заглавие, место назначения, приветствие и т. д.), Мартинес Диес указал на то, что текст 1274 г. в том виде, в котором он дошел до нас, представляет собой черновик. Думаю, что можно найти гораздо более простое объяснение. Целью «Уложения» 1274 г. была реорганизация придворного суда и письменное закрепление формы его деятельности в отношении права, осуществляемого придворными алькальдами, которые всегда должны были находиться «в доме короля» (9 уроженцев Кастилии, 6 – Эстремадуры и 8 – королевства Леон). Эти алькальды по очереди формировали придворный суд, который в первой инстанции рассматривал дела двора. В то же время король предписал, чтобы «трое понимающих и сведущих в законах из числа добрых людей разбирали апелляции по всей стране»[222]. Итак, по моему мнению, речь идет об уложении, предназначенном для реорганизации придворного суда и внутреннего пользования[223]; не было необходимости в оформлении его как жалованной грамоты.
В прологе «Уложения» недвусмысленно указан его источник: король, обеспокоенный обстоятельствами, которые «затрудняли рассмотрение тяжб», обратился за «советом» к прелатам, монахам, знати и «алькальдам, как из Кастилии, так и из Леона, которые были с ним в Саморе». Следует учесть, что здесь не упоминается никакой созыв собрания, как это правильно отметил Мартинес Диес, а говорится о том, что Альфонсо Х вручил свой документ тем, кто «был с ним в Саморе», где перечислялись причины, по которым рассмотрение тяжб затягивалось, для того, чтобы консультанты, опираясь на этот документ, «дали о том свой совет», и проблема, таким образом, была бы решена. Однако не только алькальды высказали суждение монарху, но и адвокаты и писцы довели до короля свое мнение, хотя тот их об этом не просил. Таким образом, «Уложение» появилось в результате королевского совещания. Как это и рассказано в прологе, в тексте отразились предложения, поданные монарху этими тремя сообществами. Первая часть (№ 1–16) соответствует записке, поданной адвокатами или юридическими представителями, вторая (№ 17–35) – предложению алькальдов и третья (№ 36–41) – писцов и, наконец, те вопросы, которые затрагивали функцию короля в придворном суде, были отражены в № 42–48. Адвокаты, алькальды и писцы обращались к Альфонсо Х с просьбой одобрить их предложения.
Мы не знаем, одобрил ли король полностью представленные записки или отверг некоторые предложения, но точно можно сказать, что в «Уложении» не используется повелительный или авторитарный тон, как в других предписаниях, принятых на предыдущих кортесах («Король приказывает…[224], «Да не осмелится никто…», «Никто… не…»); напротив, предписательный тон текста, как представляется, вытекает из его «договорной» природы («Также король согласился…», «И также мы согласны…»), а в некоторых случаях это выглядит, как уступка короля («Также король счел правильным»). Если «Уложение» 1274 г., как я думаю, представляет собой реорганизацию придворного суда и утверждение (возможно, закрепление) обычаев или практик верховной судебной инстанции королевств, остается определить, какой юридический текст применялся для дел, рассматриваемых там. Этот вопрос требует более детального анализа и выходит за рамки настоящего исследования, но хотелось бы указать на 20-ю главу «Уложения», где с точностью отражено устройство судебной системы, в свое время описанное в «Зерцале».
И последнее соображение. Традиционно утверждают,