Отец бегло пробежал глазами по записям и спросил:

− Тебе зачем это надо?

− Это не мне. Это человеку одному надо. Он мне помог, теперь я хочу хоть что-то для него сделать.

− Какому человеку?

− Осужденному одному. Его Тузом зовут. Он нас с Нинкой в штабе в карты играть учит. Немка же виртуозная картежница оказалась, вот нужно, чтобы и мы умели играть мастерски. Ну так что, поможешь? – заглядывая хитро в глаза отца спросила я.

− Осужденный…карты…немка. Оля, тебе не кажется, что не нужно бы тебе во все это лезть? Может хватит уже? Поигралась и хватит, − строго проговорил отец.

− Я не играюсь, папа. Для меня это очень важно. Я только оживать начала в надежде, что все у меня получится. Ты понимаешь, папа? Я оживать начала! – тихо прошептала я отцу.

Отец долго сидел и молча смотрел на меня. По его лицу было видно, что он радовался тому, что я действительно крылья начала расправлять после того, что со мной произошло. Но, в то же время он прекрасно понимал, что то, к чему я стремилась так отчаянно, могло в два счета лишить меня всего, и жизни, и крыльев. Посмотрев еще раз на записи, он взял телефон и попросил секретаршу вызвать какого-то человека. Через пять минув в кабинет постучали и на пороге появился молодой парень примерно моего возраста с рыжими волосами и румяным, улыбчивым лицом.

− Женя, знакомься, это моя дочь, Ольга.

− Очень приятно, − проговорил парень, улыбнувшись искренней улыбкой.

− Евгений, вот здесь записи, нужно найти мальчика одного и узнать о женщине, − проговорил отец, протягивая блокнот парню. – Возьмешь машину и вместе с Олей объедете все детские дома Москвы. Авось мальчишка где-то здесь находится. Если нет, то завтра поедешь к Михаилу Георгиевичу в управление, к тому, к которому мы ездили на прошлой неделе, и попросишь его поднапрячься, чтобы найти информацию.

− Будет выполнено, товарищ полковник, − проговорил парень и мы с ним направились на улицу, где сели в автомобиль и поехали в один из ближайших детских домов.

Подъехав к невысокому зданию, я вышла из машины и оставив моего сопровождающего на улице пошла внутрь. Найдя кабинет заведующей, я показала ей записи, которые сделал Туз, но она с сожалением покачала головой, и мы с Женей отправились дальше. Тот же самый результат ждал нас и в других детских домах. Никто не знал никакой Галины Скворцовой и мальчика с такой фамилией нигде не было. Я откровенно запереживала, поскольку понимала, что после эвакуации, затем после возвращения детских домов в Москву мы могли и не найти там мальчика. И быть он мог невесть где, если остался в живых в это темное время. Уже отчаявшись мы заехали в самый последний дом на окраине Москвы и пройдя без энтузиазма по гулким помещениям здания, в коридорах которого отовсюду слышались звонкие детские голоса я остановилась перед дверью заведующей и постучала.

− Проходите, − услышала за дверью я строгий голос и неуверенно вошла в комнату.

− Здравствуйте, − поздоровалась я, робко переминаясь с ноги на ногу, поскольку у меня с самого детства в душе присутствовал страх перед казавшимся мне таким грозным званием «Заведующая детского сада». В детском саду воспитательница вечно пугала нас, грозясь позвать в группу эту страшную женщину, в те минуты, когда наше поведение выходило из-под ее контроля.

− Проходите, присаживайтесь, − проговорила женщина, указывая мне на стоящий около стола стул. – Вы по какому вопросу к нам?

− Мне бы мальчика найти надо, − ответила я, уже в который раз за сегодня протягивая свой блокнот.

Женщина пробежала глазами по записям и отдала блокнот мне.

− А вы кем приходитесь этому мальчику? – спросила она.

− Я – никем, − ответила я. – Но его ищет отец уже несколько лет. Но, пока безрезультатно.

− А отцу вы кем приходитесь? – прищурив глаза спросила женщина.

− Тоже никем. Он мне помог очень. Я решила отплатить ему тем же, − пожав плечами ответила я. – Ну так как? Нет у вас мальчика?

− Как вас зовут? – задала встречный вопрос женщина.

− Ольга, − ответила я.

− Ольга. Я могу с вами говорить открыто? – спросила женщина.

− Конечно.

− Мальчик здесь, в этом детдоме. Мишкой его зовут. Десять лет исполнилось ему неделю назад. Но вот только я бы попросила вас не говорить о нем отцу, − проговорила женщина.

− Почему? – удивленно спросила я.

− А вы думаете мальчику будет лучше, если он будет знать, что его отец – криминальный авторитет по кличке Туз?

− Так вы его знаете? – удивленно воскликнула я.

− Знаю. Я дружила с Галиной. Когда она умирала, то просила приглядеть за Мишей. Еще она просила, чтобы я в свое время рассказала Тузу о том, что Миша его сын. Но я решила этого не делать. Приходил сюда Туз ещё в начале войны, но я сказала, что нет у нас такого мальчика. Он тогда денег много оставил нашему детдому, поскольку он был последним в Москве, где можно было найти ребенка. Меня еще тогда терзали сомнения насчет того, правильно ли я поступаю. Но потом я узнала, что у Туза разборки его банды с кем-то начались и решила оставить в неведении и отца, и сына.

− Но ведь не вам решить и не вам судить, вы же понимаете? Туз − отец Миши. Они оба имеют право знать. Туз не такой уже и плохой человек, и я думаю был бы прекрасным отцом, если бы в свое время Галина не ушла от него и не скрыла, где находится. Да, у него такая жизнь. Но он правда хороший, − проговорила я слова, которые, как мне казалось ранее, никогда бы не применила по отношению к человеку такого уровня.

− И Галка так же говорила, − со вздохом ответила женщина. – Она до последнего вздоха жалела, что ушла тогда от него. Жалела и не могла вернуться, настолько ей было стыдно перед ним. Она и захворала то тогда, наверное, из-за разлуки с ним. Помню, лежачая она уже была,