Шрифт:
Закладка:
— Я ничего не скажу.
Она фыркает и смотрит на одежду, лежащую на моей полуупакованной сумке, в которой Миртл только что устроилась поудобнее, и ее тело напрягается.
— Куда ты едешь?
— У меня есть перерыв в выездной игре. Вернусь на следующей неделе. Я говорил тебе вчера. Именно поэтому ты обустраиваешь квартиру, помнишь?
— Ага. Я просто ненавижу, что ты уходишь. Ты только что пришел, — мы с Кензи не очень хорошо справляемся с уходом людей. Вот что происходит, когда твоя совершенно здоровая молодая мама умирает от гребаного гриппа.
— Это расписание команды, Кензи. Я не могу это контролировать. Но я вернусь. Обещаю, — я обнимаю ее и сжимаю. — Я подписал пятилетний контракт. Тебе не так легко от меня избавиться.
— Обещаешь? — шепчет она, и я вдруг чувствую себя придурком из-за того, что так долго оставался в стороне. Я был настолько занят своим дерьмом, что не думал о том, как мое отсутствие повлияет на нее.
— Обещаю, — минуту мы сидим молча, а потом я решаю проверить почву. — Так… есть ли шанс, что ты захочешь мне помочь?
— С чем? — она оживляется.
— Линди.
Ее улыбка растекается по лицу.
— Давай посмотрим… хочу ли я помочь брату завоевать расположение моей лучшей подруги, чтобы она могла буквально быть моей сестрой? Хм… Что ты думаешь?
— Я думаю, мне нужно очаровать ее.
— Да, нужно, — смеется Кензи, прежде чем уронить голову мне на плечо. — Думаю, у тебя еще есть надежда.
Я чертовски надеюсь, что она права.
Я всегда спал чутко. Даже будучи ребенком, слышал каждый шум. Каждый сигнал гудка. Каждый разговор, когда мама думала, что она ведет его наедине, потому что дети спят. Все меня будит, и это если я вообще смогу заснуть.
Если повезет, у меня будет четыре часа сна в сутки. Это вредно, особенно для спортсмена. Но я к этому привык. Адаптировался. Поэтому, когда в два часа ночи скрипит лестница, ведущая на чердак, я не сплю и смотрю в открытый дверной проем, ожидая, кто придет. Я ожидаю, что это моя новая лучшая подруга, Миртл, будет искать теплое местечко, чтобы поспать, но вижу, что Линди колеблется у входа.
— Истон, — шепчет она, и желудок сжимается, потому что я знаю этот тон.
— С тобой все в порядке, принцесса? — заставляю себя оставаться в постели. Последнее, что хочу сделать, это давить на нее прямо сейчас. Она пришла сюда. Мяч на ее стороне.
— Нет, — тихо говорит она мне, но остается застывшей у двери. Ее длинные волосы спутаны на плечах, когда она стоит передо мной в белой футболке, которую я помог ей надеть в воскресенье утром, прежде чем она ушла. — Мне приснился кошмар, и я взяла телефон, чтобы позвонить тебе… но ты уже здесь.
— Я всегда буду здесь. Иди сюда, детка, — шепчу я.
Линди делает паузу, затем медленно поднимаю одеяло и освобождаю для нее место рядом со мной. Она смотрит на матрас с такой нерешительностью, что, пока она осторожно не залезает на него и не прижимается ко мне, я не совсем уверен, войдет ли она в комнату или вернется в свою.
— У меня давно не было такого плохого сна, — признается она так тихо, что я едва слышу, прежде чем кладет голову мне на грудь. — Я чувствовала, как ствол пистолета прижался к голове. Было так холодно. И он просто повторял снова и снова, что собирается заставить маму смотреть, как он стреляет в меня. Заставит ее смотреть, как он меня убивает.
Дрожь в ее голосе ломает меня, потому что это не просто кошмар.
Это то, что мы пережили.
— Ты в безопасности, принцесса, — я обнимаю и прижимаюсь губами к ее голове. — Мы выбрались оттуда. Он больше никогда не причинит тебе вреда, — иногда мне хочется быть тем, кто убил его за то, что он сделал с ней.
Она сжимает мою футболку в руке и тянет.
— Во сне ты всегда меня спасаешь.
— Я всегда буду, — запускаю пальцы в ее мягкие волосы и отвожу бедра в сторону. Чертовски уверен, что ей не нужно знать, что мой член готов прорваться сквозь боксеры, чертовски тяжело просто от ощущения ее голых ног, прижатых к моим. — Спи, Линди. Ты в безопасности. Он больше не сможет причинить тебе боль. Никто больше никогда не причинит тебе вреда. Я им никогда не позволю.
Мы никогда этого не делали.
Лежать вместе вот так. Тела, сплетенные вместе. Осознанно. Трезвые.
На днях ночью я отнес ее в свой гостиничный номер и уложил на кровать после того, как она потеряла сознание. Потом часами смотрел, как она спит, запоминая каждую частичку этой женщины.
Сладковатый аромат ее волос щекочет мой нос, когда вдыхаю его с каждым вдохом. Ее изящные изгибы подходят мне так, как будто она создана для моего тела. Потому что она всегда должна была быть моей.
Тишина ночи почти оглушительна, когда я слушаю ее ровное дыхание.
— Ты имел в виду то, что сказал раньше, Ис? — тяжесть ее слов повисла в воздухе.
— В последнее время я много чего говорил. Я имел в виду все это. Но если хочешь получить конкретный ответ, тебе придется быть более конкретной, — у меня такое чувство, что от моего ответа зависит слишком многое, поэтому не стоит рисковать.
— Вчера ты сказал, что это всегда была я. Ты это имел в виду?
— Больше, чем что-либо в моей жизни, детка, — шепчу в ответ, не колеблясь ни секунды, потому что это, возможно, самая правдивое, что я когда-либо говорил другому живому человеку.
Линди молчит несколько долгих минут, которые тянутся, как чертовы часы. Так долго, что я начал задаваться вопросом уснула ли она. И я думаю, что так оно и есть, пока Линди не поворачивает голову ровно настолько, чтобы посмотреть на меня. Длинные ресницы целуют ее щеки, когда она смахивает слезы.
— И ты Истон, это всегда был ты.
Она опускает голову мне на грудь и обнимает за талию.
— Это всегда был только ты.
После этого я не двигался, даже перестал дышать.
Через несколько минут Линди заснула у меня на руках.
Когда открываю глаза несколько часов спустя, я чувствую себя более отдохнувшим, чем когда-либо за последние чертовы годы. Еще я потею, потому что жена обвивает меня, как виноградная лоза, а храпящий бульдог прижимается к внутренней стороне колен. Это действительно звучит как храп мультяшной собаки. Как Скуби-Ду. Какого черта?
У Линди
