не обжигает мою кожу.

— Я даже не собираюсь удостаивать это ответом. Если ты хочешь, чтобы я пришла к тебе на пробы завтра вечером, дай знать. А сейчас я иду домой.

Я обхожу Истона и игнорирую обоих мужчин.

Эндрю стоит на своем, но я чувствую, что Истон сразу же последовал за мной. Он следует за мной через двери на парковку, прежде чем схватить за руку.

— Помедленнее, принцесса.

— Что помедленнее? — разворачиваюсь и отталкиваю его. — Послушай, мальчик-хоккеист. Борьба — это твое дело, а не мое. Я не люблю конфронтацию. Я не люблю споры. И я действительно, очень не люблю насилие. Сегодня я разбиралась со всеми тремя. Не говорю, что это только твоя вина, но все они сосредоточены вокруг тебя и нашего брака, и если это не кричит о том, что что-то серьезно не так, то я не знаю, что это, — закрываю глаза, отказываясь плакать. Не сейчас. Не перед ним.

Я уже говорила, что ссоры заставляют меня плакать? Потому что это так. И это некрасиво.

Большие, крепкие ноги Истона делают два шага в мою сторону, но я вскидываю руки вверх.

— Нет. Не трогай меня.

— Линди… — шепчет он, и я чувствую себя ужасно из-за того, как это прозвучало. — Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал.

— Скажи мне, почему я вышла за тебя? Скажи мне, почему ты женился на мне. Пожалуйста, — умоляю я. — Скажи, почему я уже неделю ругаюсь почти со всеми, кого знаю, Ис. Скажи мне что-нибудь. Объясни, что ты делаешь здесь, в Кройдон-Хиллз? Зачем принял контракт «Революции»? Они пытались заполучить тебя в течение многих лет. Зачем соглашаться на это сейчас?

Шаги Истона медленные. Осторожные. Как будто он боится, что я сбегу в любую секунду. Он протягивает руку и касается моей щеки.

— Ты правда не знаешь, принцесса?

Проглатываю ту небольшую гордость, которая, как мне кажется, у меня осталась, поднимаю глаза на него, смахиваю слезы и качаю головой.

— Это всегда была ты. Ответ на все эти вопросы — это ты, Мэдлин Кингстон. Это была ты, когда мы были слишком молоды, чтобы я мог это признать. Это все еще была ты, когда я не был достаточно хорошим человеком. Ты была в моих снах каждую ночь, когда мне не хватало сил спасти тебя. Когда ускользаешь из моих пальцев, и я теряю тебя прежде, чем просыпаюсь в холодном поту, не в силах выкинуть из головы образ твоей смерти передо мной.

Он прижимается своим лбом к моему.

— И на одну ночь это была не только ты. Это были мы.

— Истон. Я… — возможно, это было самое трудное, что когда-либо делала, но я заставляю себя сделать шаг назад. — Я не знаю, что сказать. Трудно думать, когда ты повсюду.

Ис пожимает плечами.

— Ну, на следующей неделе я уеду на выездную игру. Уезжаю послезавтра. Так что, думаю, у тебя будет время, чтобы во всем разобраться.

Ага. Думаю, будет.

— Так, когда же он уезжает? — спрашивает Эверли, наливая бокал вина. Они с Бринли только что вернулись из суши-бара. К счастью, мне принесли ролл «Калифорния», потому что я умираю с голоду.

— Я не знаю, — говорю им с полным ртом еды. — Думаю, через два дня.

Бринли достает телефон и смотрит на что-то, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Команда вылетает в полдень. Вечером мы играем в Атланте, затем проведем еще две игры, прежде чем полетим домой. Следующая домашняя игра состоится через неделю. Думаю, это наш единственный такой плохой отрезок за весь сезон.

— Ох, — передвигаю еду по тарелке палочками, мне не нравится ощущение, что команда отстает. — Девочки, что, черт возьми, мне делать?

— Девочка, ты должна понять, чего ты хочешь, прежде чем мы сможем попытаться выяснить, что тебе нужно делать, — говорит мне Эверли, выхватывая из руки телефон Брин и изучая экран. — Игры твоего мужчины будут на другом конце страны целую неделю. Человек, который променял себя. На. Тебя. Тот, кто просто оставил всю свою жизнь и переехал на много тысяч миль. Для. Тебя. Он знает, чего хочет. А чего ты хочешь?

Я провожу пальцами по волосам и съеживаюсь.

— Я не знаю, чего хочу.

— Нет, знаешь, — строго говорит Брин. — Ты не какая-то неуклюжая маленькая девочка, Линди. Ты много лет хотела Истона. Мы не слепые. Все это знают, даже если ты не уверена. И угадай что? Он у тебя есть. И что ты собираешься с ним делать?

— Сколько сакэ вы выпили в суши-баре?

Эверли смеется.

— Я же говорила тебе, что бармен был горячим.

— Да, это делает вас злыми, — говорю я им.

— Не злыми. Прямолинейными, — поправляет меня Брин. — Послушай, мы любим тебя. Но это не значит, что мы не знаем Истона. Не то чтобы мы не наблюдали за вами двумя. Вы долго танцевали вокруг этого. Это почти то же самое, что все говорят о твоей маме и Брэндоне. Не ждите так долго, как они, чтобы понять это. Если у тебя есть к нему чувства, выясни, чего хочешь сейчас. А если нет…

У меня кружится голова.

— А если нет, то что?

Эверли наклоняет голову.

— Если нет, то отпусти человека на волю и не приходи плакать, когда его схватит кто-то другой. Потому что, если не считать пьяной свадьбы, этот мужчина — защитник. Он красивый, высокий, с большими руками и большими ногами, так же ставлю все свои деньги на его большой…

— Не надо, — огрызаюсь я. — Не говори об этом.

— Хорошо, — она отпивает вино и пытается скрыть улыбку. — Но я просто говорю: если отпустишь его, тебе лучше быть уверенной, что ты действительно этого хочешь, потому что второго шанса не будет.

Я знаю, что она права. Мне было неприятно осознавать, что на протяжении многих лет он встречался с другими женщинами.

Меня всегда пугала мысль о том, что он приведет кого-нибудь домой, чтобы познакомиться с семьей.

— Я ненавижу вас обеих, — говорю им, и Бринли смеется, а Эверли лишь качает головой.

— Нет. Ты любишь нас, — отвечает Брин.

— Все равно. Я не готова его отпустить, — признаюсь я и запихиваю в рот еще один кусок ролла «Калифорния», совершенно не желая говорить что-либо еще.

— О, Линди. Этого недостаточно, — Эверли отбирает кусок с моей тарелки.

— Эй, ты уже ела, — я тычу в нее палочкой для еды.

— Горячий бармен, помнишь? — отвечает она, споря. — Мы не едим перед горячими барменами. Я умираю с голоду, — она стоит и смотрит на меня сверху вниз. — Ты хочешь его? Или