Ухмылка Истона вернулась так же быстро, как и исчезла.

— Ты позволишь мне остаться здесь, женушка?

— Это также дом Кензи, — пытаюсь скрыть тихую дрожь в голосе. — Она сказала, что ты можешь остаться. И перестань называть меня так.

Он делает еще один шаг ближе.

— Но я спрашиваю тебя, принцесса. Если ты скажешь, что не хочешь, чтобы я был здесь, я уйду.

Я моргаю, глядя на него, и провожу зубами по нижней губе, не решаясь ответить. Боюсь правды, но совершенно не могу ему солгать.

— Конечно, ты можешь остаться здесь.

Он протягивает большой палец и прижимает его к моей губе, освобождая ее от зубов.

— Я знал, что не откажешь, принцесса.

— Я сказала, что ты можешь остаться в моем доме. Не в моей постели, мальчик-хоккеист.

Он обхватывает мое лицо руками и прижимается губами ко лбу, посылая волну мурашек прямо по моей спине.

— Еще посмотрим.

Я выскакиваю из-под его руки.

— Это вызов?

— Нет, детка. Это обещание.

Почему я думаю, что эти слова будут преследовать меня?

Назад в красное, белое и синее

Похоже, я поторопился, птенчики. Маленькая птичка рассказала мне, что Истон Хейс в следующий раз будет носить красно-бело-синюю одежду «Революции», когда будет шнуровать свои хоккейные коньки. Думаю, миссис Хейс не понравилась идея, что ее муж-плейбой будет жить в городе грехов, пока она ищет способы занять свободное время, теперь, когда ушла из фигурного катания. Вы знаете, что это значит? Детские часы включены! #детские-часы

#ХроникиКройдона

Глава 7

Линди

К шести утра следующего дня я оставила всякую надежду хорошо выспаться и решила поддаться отчаянной потребности в кофе. Набрасываю толстовку на майку и плетусь вниз, ожидая, что Миртл проснется и будет готова выйти на улицу. Но девочка смотрит на меня как на сумасшедшую, когда прохожу мимо ее кровати. Думаю, для нее тоже еще слишком рано.

То же самое, девочка, то же самое.

Всю ночь я ворочалась, думая о том, что надо мной сейчас спит Истон Хейс. Фу. Образы, которые вызывает одна мысль об этом, заставляют меня ерзать. Насколько это справедливо, что я, наконец, провела ночь в постели с Истоном вместо того, чтобы просто увидеть его лицо в телефоне, и не только не помню этого, но, видимо, все, что я делала, это спала?

Не то чтобы я злилась, что на самом деле у нас не было секса… Я имею в виду, если бы мы это сделали, было бы намного хуже. Просто… он меня поцеловал. Дважды. И эти поцелуи… Боже мой.

Между ногами образуется тепло, когда просто думаю о них.

Жар я игнорирую.

Неа.

Для меня нет тепла.

Я отказываюсь принимать хоть малейший проблеск тепла.

Меня не может возбудить одна лишь мысль об Истоне Хейсе.

Мой муж.

Я добавляю кофейные зерна и воду в гладкую кофеварку из нержавеющей стали и сажусь на табуретку, глядя на нее. Желая, чтобы она работала быстрее. Я должна быть на катке через час, и не смогу пережить утро без порции бодрости.

— Доброе утро, женушка.

Холодок пробегает по спине, когда Истон присоединяется ко мне на кухне и целует в макушку, как будто это самая естественная вещь на свете. Он только что принял душ, его песочно-каштановые волосы мокрые, взлохмачены и восхитительно пахнут. Как белая сосна и цитрусовые.

Он проходит мимо меня, и, о боже… Серые спортивные штаны свисают с его худых бедер и обнимают их. У меня текут слюнки, когда поднимаюсь взглядом по его груди, покрытой восхитительно обтягивающей белой футболкой. Этот человек — бог. Неудивительно, что я была влюблена в него половину своей жизни.

Он чувствует себя на моей кухне как дома, как будто был здесь тысячу раз, и, напевая что-то под нос, достает из шкафчика кружку.

Хмм.

Кто может быть в таком хорошем настроении и напевать в шесть утра?

Судя по всему, мой муж так и делает, когда заваривает себе кофе. Я зачарованно наблюдаю, как он наполняет кружку, достает из холодильника сливки для рождественского печенья, наливает большую порцию, затем протягивает мне и ждет.

Я моргаю, глядя на него в замешательстве.

Истон наклоняется и облизывает губы, и, клянусь, мое сердце замирает.

— Мне нравится, когда твои глаза делают это, принцесса. Твои ресницы трепещут, а щеки становятся розовыми и красивыми. Это заставляет меня задуматься обо всех других вещах, которые могу сделать, чтобы заставить тебя покраснеть таким образом, — губы Истона ласкают мое ухо, когда он шепчет: — И я должен сказать, это чертовски веселее, чем варить тебе кофе.

Наконец он ставит кофе на стойку рядом со мной, а я в шоке смотрю на него.

— Откуда ты знаешь, какой кофе я пью? — спрашиваю ошеломленно.

— Потому что я поставил перед собой задачу знать о тебе все.

— Ох… — какого черта? Ох? Это лучшее, что я могу придумать?

— У тебя есть планы на вечер? — он не дожидается моего ответа и снова начинает рыться в шкафах.

— Что ты ищешь? — я спрашиваю.

— Дорожная кружка.

Я подхожу к другому концу стойки и поднимаюсь на цыпочки, чтобы взять ему одну из наших дорожных кружек. Затем замираю, когда его тепло окутывает меня, но его тело не касается моего. Его руки движутся по обе стороны от стойки, мешая мне.

Я не оборачиваюсь, боясь того, что он может увидеть, если я это сделаю.

Вместо этого ставлю металлическую кружку на стойку и делаю глубокий вдох.

— Я обещала Эндрю встретиться с ним сегодня вечером на катке. Он все еще пытается заставить меня пересмотреть мнение о соревнованиях, а я все время говорю ему «нет». Так что теперь вместо этого я наблюдаю за тем, как пробуются его потенциальные партнеры, — пытаюсь произнести это с силой, но слова звучат скорее как шепот.

Можно ли чувствовать его, даже когда он не прикасается ко мне?

— Ты уверена, что закончила соревноваться? Ты не будешь скучать по фигурному катанию?

Это тот же вопрос, который мне задавали слишком много раз, чтобы сосчитать, начиная с Олимпийских игр. Но мой ответ остался прежним.

— Я до сих пор катаюсь. Но сейчас катаюсь для себя или когда работаю со своими маленькими фигуристами. Теперь веселее, меньше стресса. Эндрю просто трудно это принять.

— В какое время ты встречаешься с Эндрю? — Истон тихо рычит мне в ухо.

— В семь, — выдыхаю я и борюсь с каждым инстинктом, кричащим мне сделать один