Горничная гордо удалилась, оставляя за собой шлейф неопределённости вперемешку за запахом стёклоочистителя.

Видя, что я торможу, Кэри недоуменно приподнял брови.

– Пьём! Что глазами лупим? Нам уже ехать пора.

Что за… Неужели это он, а не я, сделал то, что здесь не принято? Что, наложницам кофе в пять утра не заказывают? Странно, Николь он вроде баловал, хоть и закончилось это грустно.

Я взялась за стакан обеими руками, чтобы почувствовать ладонями его тепло. Осторожно подула на пенку, всё ещё купаясь в запахе. Он обволакивал, как тот шоколадный бархатный плед из детства, который доставали из шкафа только с наступлением зимы. Напиток не отдавал отчётливой горечью, как я ожидала, он был ласковым и молочным. И восхитительно вкусным. Я сделала пару небольших медленных глотков, ощущая себя отчего-то очень живой, стараясь дольше удержать кофейную терпкость на языке. Потом вдруг заметила, что Ланкмиллер краем глаза уже давно за мной наблюдает. Допила спокойно.

– Одежду найдёшь на вешалке у кровати, – кивнул Кэри, собирая в кейс какие-то документы.

Я скользнула за ширму, ни слова не говоря, но через пару мгновений выглянула обратно.

– Всё… в порядке? Всего хватает? В смысле… там всё, что ты хотел мне дать? – Я старалась звучать вежливо, чтобы он даже по голосу не заметил моё негодование, но вместо этого вышло как-то потерянно и разбито.

На вешалке у кровати висело тонкое летнее платье, светло-голубое, с узором из мелких полевых цветов, ткань его была приятная, но больше к нему ничего не прилагалось, и это очень смущало.

– А чего ты ещё хочешь от меня получить? – с усмешкой отозвался мучитель, не отрываясь от своего занятия. Мне показалось, это был нехороший тон. Он точно знал, что это будет за разговор, может, даже представлял его у себя в голове. Иначе бы он так мерзко не ухмылялся. Я точно проиграла в его версии развития событий.

Тоже мне сюрприз, ведь он не оставил мне и шанса.

Я невольно вспыхнула, то ли от самого вопроса, то ли от тона, которым он был задан.

– Нижнее бельё. Его не хватает.

Мозгов у кого-то из нас не хватает.

– Лифчик? – Ланкмиллер издевательски изогнул бровь. – Тебе и прятать-то туда нечего.

Пришлось крепко сжать зубы: всё, что я могла воспроизвести в тот момент, – это поток нецензурной брани, угрожавший сделать моё положение ещё более шатким. Было бы не слишком-то умно.

Когда-нибудь меня добьёт в этом доме какая-нибудь мелочь, вроде этой, так, что я кончусь.

На фоне генриховских развлечений уже любые издевательства начинают казаться мелочью. Шевелить плечами, поднимать руки оказалось одурительно больно, как будто бы даже хуже, чем вчера. Поэтому, чтобы влезть в очень простое по своей сути платье, без всяких застёжек в труднодоступных местах, я убила несколько минут. И это было несколько минут мучений.

– Кику, солнце, долго ты там? – проворковал Кэри по ту сторону ширмы. – Машина уже готова.

Да у него, кажется, крупная беда в черепной коробке, раз одна только возможность просто унизить кого-то столь существенно поднимает ему настроение.

Интересно, как там дела с самооценкой? Не стоило бы навестить психотерапевта? А то пока всё выглядит так, будто он самоутверждается о бывшую официантку бордель-кафе. Такие, как я, вообще в самом низу пищевой цепочки. Не лучшая кандидатура для самоутверждения, как ни крути. Я вышла к нему, зеркаля его похотливую усмешку своей мрачной, но всё равно не смогла избежать липких мурашек, которые скользнули вниз по лопаткам от его взгляда.

Машина действительно уже была готова, тот чёрный джип, на котором я приехала в поместье Ланкмиллера в первый раз. Только без водителя. Кэри предложил мне первое сиденье рядом с ним, самостоятельно пристегнул. Машина плавно тронулась. От въезда в Витто было всего километров двадцать, которые мы проехали в молчании. Я сжимала коленки и сосредоточенно сопела. Ощущения были… непривычные. Утренние сумерки ещё не до конца развеялись, и машин на дороге почти не было. Я начала потихоньку подремывать, прислонившись виском к стеклу, проснулась уже почти у самой границы. Приоткрыла левый глаз и покосилась на мучителя исподтишка. У него не было этой милой привычки слушать радио в дороге: утренние новости, дурацкие песни… Вместо этого в салоне висела гнетущая тишина, которая действовала на нервы.

– Мы будем жить в столице? – Я спросила, чтобы развеять тишину, не потому что мне очень хотелось поболтать о ерунде с мучителем, а потому что даже это было лучше его многозначительного молчания.

– В пригороде. В столице слишком шумно.

Ланкмиллер питает какую-то особую нежную любовь к пригородам, видимо.

– Смотри, – он, не отнимая ладонь от руля, указал вперёд.

Автомобильный поток стал плотнее, и мы мгновенно практически увязли в нём. Чуть вдалеке над дорогой виднелась внушительная арка, выкрашенная в цвета государственного флага, но кроме неё ничего нельзя было разобрать.

– Кордоны?

Мучитель кивнул.

– Приготовь паспорт.

Я полезла в карман и нащупала там шершавую прохладную корочку поддельного документа. Ланкмиллер расслабленно откинулся на спинку водительского кресла и спокойно наблюдал за дорогой в медленно двигающейся очереди из машин. Шель построил на границе целое военное укрепление. Это чтобы предотвратить отток людей, в основном беженцев-нелегалов, беглых рабов. Они всё равно каким-то образом умудрялись просачиваться по чуть-чуть, не все. Многих возвращали, кого-то убивали выстрелом в спину. Но в единичных случаях это всё же заканчивалось удачей, и многие ставили на кон жизнь, чтобы войти в число счастливчиков. Что-то мне подсказывало, что на той стороне границы всё выглядело гораздо менее угрожающе.

Я достала свой паспорт и раскрыла его на странице с именем. У меня вообще был паспорт, хоть когда-нибудь, кроме этого? Не припоминаю. Интересно, где именно он отличается от подлинника? Ах да, в самом видном месте же. В графе «Имя». Я вывела пальцем «Розмари» поверх ненавистного «Кику», но на последней букве рука невольно замерла, так и не закончив слово. Кожа будто покрылась ледяной коркой. Собственное имя вдруг показалось мне безумно далёким и чужим.

– Ты привыкнешь, – пожал плечами Ланкмиллер.

Я вздрогнула от звука его голоса, как будто страдаю нервным расстройством. Он снова наблюдал за мной. Он снова, мать его… Шумно втянула воздух, но этого показалось мало, как будто я вдохнула густой и тёплый мазут, как будто я не вдохнула вовсе. Вдобавок к этим чудесным ощущениям закружилась голова и слегка потемнело в глазах. У меня аллергия на него. У меня реально, чёрт возьми, аллергия на него.

– Кэри… – я тронула Ланкмиллера за плечо, – можешь опустить стекло? Немного.

И заметила, как невольная судорога пробежала по пальцам от его имени.

– Зачем это? – лениво спросил он, даже головы не повернув.