Тяжёлые, каменные своды давили на голову. Окон здесь не было, а вдоль стен размещался целый пыточный арсенал: плётки, цепи, щипцы и ещё великое множество приспособлений, единственным предназначением которых было причинять боль. Ломкая тишина сильно сушила горло. Где-то в уголке своего сознания я решила, что не буду ни в чём сознаваться. По крайней мере, пока смогу терпеть боль. Может, так у меня будут хоть какие-то шансы.

Взгляд невольно остановился на оковах, под которыми вся стена была выпачкана кровью. И я замерла как приклеенная.

– Кого-то уже замучили насмерть? – Это должно было быть шуткой. Гарем – это всё-таки не концлагерь. Ну кого здесь можно замучить насмерть?

– Много кого, – отстранённо, со значением отозвался Ольсен.

– Раньше действительно были золотые времена, все новенькие попадали сразу сюда и выходили как шёлковые. А сейчас расхлябанность сплошная и никакой дисциплины. Этот Кэри… – Помощника заставили заткнуться неожиданно приставленные к носу ржавые щипцы.

– Ни слова плохо о господине, – вкрадчиво предупредил Генрих, – и вообще, хватит болтать.

Он лично подтолкнул меня к столу с какой-то грязно-белой плешивой клеёнкой. Я уперлась в его угол животом и глухо ойкнула.

– Снимай майку и ложись спиной вверх, – спокойно, по-отечески приказал Генрих.

Руки освободили только затем, чтобы через пару минут снова связать. Шум в ушах немного стих. Меня будут бить. Может, пороть. Но это всё ещё не так плохо, как могло быть. Клеёнка холодила живот, пахла химией и застарелой грязью, липла к щеке. Верёвка стёрла запястья, и обновлённый узел едва ли делал ситуацию лучше.

– Мне нужно, – загробным голосом начал Генрих, – название яда, место его хранения, цели и причины покушения, а также имена заказчиков, если таковые есть.

Я молчала, стиснув зубы в ожидании первого удара.

Над ухом что-то свистнуло, и я с шумом сквозь сжатые челюсти втянула воздух. Боль была совсем незнакомая, дикая. На спину опустилась упругая вытянутая палка, будто сделанная из плотной резины, и ударом мгновенно вышибло дыхание из лёгких. В месте удара вспыхнул очаг, от которого по всему телу вязкой тугой волной прокатилась ломота. Геройствовать сразу расхотелось.

– Кику.

– Я ничего такого не делала, – хрипло отозвалась, почти не слыша своего голоса.

На меня обрушилось сразу несколько коротких отрывистых ударов с небольшим замахом.

– Кику, имена заказчиков, название яда, – прошилось сквозь шум в голове.

Я помотала головой, зная, что слова в предложения собрать уже вряд ли выйдет. Следующие удары были уже с сильным размахом и оттяжкой. Теперь голоса доносились не просто сквозь вату, а будто я была заперта за толстым бронированным стеклом. Слышала голос, видела движение губ, но слов больше не разбирала. Генрих задавал вопросы после каждого удара, разобрать ни один из них было невозможно, и я постоянно только мотала головой. Начальник охраны со вздохом опять замахивался. Я вздрагивала после свиста, ещё до момента удара, и оттого было просто одуряюще больно. Когда бьют, надо расслабиться, так будет легче. Но тело уже не слушалось. Я царапала собственные пальцы, даже не видя их из-за бурой пыльной пелены перед глазами.

– Перерыв, – наконец тяжело вздохнул Генрих. Умаялся поди, бедный.

– Я вас заменить могу, если что, – сразу подхватился помощник.

– Не надо. Иначе мы от неё так ничего и не добьёмся. Отвечай, – голову за волосы приподняли над столом, – где хранится яд?

Я подслепнувшими глазами рассеянно уставилась на начальника охраны, часто моргая и щурясь.

– А вы не переборщили? – с опаской поинтересовался Оливер. – Вон она какая тощая…

– Живая, – успокаивающе констатировал начальник охраны. – Дайте ей время, до завтра созреет и всё скажет. А не скажет, отложим подобные нежности и будем разговаривать по-другому. Оливер, приберись здесь. Потом приходи в столовую, время обеденное.

Послышались шаги, дверь хлопнула.

Мужчина, даже, наверное, парень – он совсем ещё молодой был, – первым делом отвязал меня, помог подняться и сунул в руки измятую майку:

– Вот, держи. Прикройся.

Я бездумно кивнула, прижимая её к груди. Способность соображать возвращалась медленно, и я чувствовала, как всё внутри меня будто сопротивляется этому.

– И что теперь? – Принялась раскачиваться туда-сюда на узкой деревянной скамеечке, пытаясь отвлечься от боли.

Оливер обернулся:

– Есть хочешь?

– Сложно сказать. – Все ощущения словно смешали в единый комок, и извлечь из него хоть что-то было непросто теперь.

Оливер, однако, счёл это слабым согласием, и мне на раскрытые ладони опустился пирожок, румяный и круглый. Прижимая майку локтями к груди, чтоб не сползала, я осторожно откусила его и начала жевать. Оказался с рисом.

Закончив с уборкой, парень опустился рядом и неуверенно заговорил:

– Может, ты лучше… ну… сознаешься во всём, зачем так мучиться? Всё равно тебя, можно сказать, поймали на месте. Отпираться особо смысла нет.

– Было бы в чём сознаваться. И всё же я тут правда не при делах. Генриха в этом ещё можно хоть как-нибудь убедить?

Боль потихоньку остывала. Она вряд ли не уймётся целиком, но хотя бы глаза слепить перестанет.

– Думаю, он уверен в этом почти полностью. Его переубедят только неоспоримые факты. Или сам господин Кэри. Я слышал, ему уже значительно лучше.

– Правильно слышал, – тяжёлый скрип открывшейся двери ударил по ушам так, что я невольно зажмурилась. Голос ударил ещё больнее.

– Кэри… – Я чуть было не поперхнулась, никак не ожидала его здесь увидеть. Его образ у меня почему-то с подвалами не вязался. – Ты серьёзно думаешь, что я тебя…

– Кику, солнышко, у меня для тебя сюрприз, – проигнорировав мои слова, Ланкмиллер с противной ухмылкой продемонстрировал мне чем-то наполненный шприц.

– Усыплять собрался? – мрачно осведомилась я. Да он, мразь, здоровее всех здоровых. Хотя снова небритый.

– Это быстродействующее обезболивающее, – деликатно поправил мучитель и тут же всадил иглу мне в шею чуть ли не с размаху без всяких там прелюдий, – расслабься, синяк же будет.

Н-да, доктор из него вышел так себе. Всё тело моментально как-то одеревенело, а в кончиках пальцев чувствительность пропала вовсе. Это, однако, не обезболивающее, а уже какой-то наркоз. Хотя это именно то, что мне и нужно.

– Спасибо, – тихо шепнула я Оливеру, доедая свой скромный паёк. Парень ободряюще улыбнулся.

Кэри поднял меня на руки, и больше ничего, кроме его чёрной рубашки, я уже видеть не смогла.

– Господин, она…

– Она не могла этого сделать? – Ланкмиллер как-то полуснисходительно ухмыльнулся. – Мы с Генрихом уже об этом поговорили…