симпатии к Элерсу и его невесте Хильде, которая, как ни крути, все же приходится ему, Енике, близкой родственницей. С этими словами он покинул совершенно опьяневшего Элерса и отправился прямым ходом в дом Петерсена-Загорского.

– Две тысячи ему? – переспросил Загорский задумчиво. – Что ж, будут ему две тысячи. Однако прежде пусть принесет чертежи и сигнальную книгу.

Уже назавтра к вечеру сигнальщик, сопровождаемый заботливым вахмистром Енике, отправился к Петерсену. При себе Элерс имел добытые им на службе чертежи крейсера «Фон дер Танн» и сигнальную книгу.

Загорский взял и то, и другое и отнес на второй этаж, где, по его словам, сейчас находился его гениальный приятель-инженер. Однако уже минут через пятнадцать он возвратил и чертежи, и сигнальную книгу полуживому от страха Элерсу, сказав, что в чертежах его друг не нашел ничего для себя нового. Однако же уговор есть уговор: он уничтожает вексель и отдает сигнальщику две тысячи марок.

Вот так благополучно для сигнальщика завершилась вся эта история: он и долг заплатил, и денег заработал.

– Как видишь, предателем быть выгоднее, чем честным человеком, – заметил Загорский тем же вечером, когда они с Никой уселись у камина и действительный статский советник не торопясь раскурил сигару. – Однако тут есть одна деталь. Предатель, становясь на этот скользкий путь, лишается одной очень важной вещи…

– Чего же? – спросила Ника. Она сидела в кресле, укрывшись шерстяным пледом, глаза ее загадочно горели. – Чего он лишается – бессмертия души?

– Насчет бессмертия души – не знаю, не скажу, – покачал головой действительный статский советник. – Но точно знаю, что он лишается чистой совести, а, следовательно, душевного спокойствия. Предательство – это, если хочешь, дыра в человеке, с которой он никогда не может чувствовать себя в безопасности. Впрочем, все это лирика, и наши дела здесь еще не закончены.

Действительный статский советник говорил правду – система сигнализации и чертежи новейшего крейсера были лишь небольшой частью той работы, которую им еще предстояло произвести. Однако очень скоро благодаря роковой случайности дела повернули в совершенно неожиданное русло.

* * *

Спустя несколько дней после описанных событий эмиссар сыскной полиции Кёльна господин Шлоссер ехал в Париж скорым поездом. Французская столица при всем ее очаровании интересовала его не сама по себе – по его сведениям, именно туда совсем недавно направился один чрезвычайно хитроумный похититель бриллиантов, которого Шлоссер разыскивал уже не первый месяц. В этот раз, кажется, ниточка, ведущая к вору, оказалась более крепкой, чем раньше, и сыщик наконец-то мог рассчитывать на успех.

Выйдя утром из своего купе, чтобы позавтракать в вагоне-ресторане, Шлоссер столкнулся в коридоре с весьма оригинальным господином, который стоял у окна и любовался проносящимся мимо пейзажем. Шлоссер вспомнил этого человека: в прошлые выходные тот уже ездил этим поездом и тогда уже произвел на сыщика странное впечатление. Внешность его удивительным образом не соответствовала его новому дорогому костюму – огрубелое лицо и заскорузлые руки составляли резкий диссонанс с шелковым бельем и дорогим пиджаком из мериносовой шерсти. В Шлоссере взыграл профессиональный интерес: он отправился следом за странным незнакомцем в вагон-ресторан и продолжал исподтишка за ним наблюдать. Тот взял лучшие блюда и самое дорогое вино, однако, при этом, как выяснилось, толком не владел ножом и вилкой. Очевидно было, что какой-то деревенщина или, по крайней мере, человек очень простой, внезапно стал обладателем солидного состояния. А поскольку люди бедные становятся обладателями больших денег честным путем только в бульварных романах, а в действительности, как правило, речь идет о каких-то махинациях, Шлоссер, движимый профессиональным любопытством, решил приглядеться к загадочному господину повнимательнее.

Во время проверки документов на границе заинтригованный сыщик устроился за спиной незнакомца и сумел прочитать через его плечо, что имеет дело с господином Герхардом Глаусом, вахмистром из Вильгельмсгафена. Это несколько озадачило агента – простые вахмистры обычно не пользуются первым классом в экспрессах, и не носят дорогих костюмов. Шлоссер решил при случае навести справки в вильгельмсгафенской полиции относительно вахмистра Глауса, а покуда, прибыв в Париж, занялся своими делами.

Надо сказать, тут судьба ему улыбнулась. Похититель бриллиантов был благополучно пойман и водворен в тюрьму. Шлоссер решил отметить это дело вместе со своим французским коллегой, помогавшем ему в розыске, и они отправились в фешенебельный ресторан «Ля Тур д'Аржан»[8]. Здесь прямо в вестибюле неожиданно для себя сыщик нос к носу столкнулся с тем самым вахмистром Глаусом, который нежно прощался с хорошенькой черноволосой барышней. Затем Глаус вышел из ресторана, а барышня отправилась в зал.

Очень скоро стало ясно, что черноволосая Ивонн – профессионалка, девушка из дансинга, развлекающая богатых посетителей. Воспользовавшись этим, Шлоссер попросил французского коллегу пригласить ее к ним за столик и принялся расспрашивать. Расчет оказался верным: девушки такого рода обычно много болтают в надежде произвести на гостей приятное впечатление и заработать побольше денег. Вот и хорошенькая Ивонн довольно быстро рассказала все о вахмистре Глаусе, подлинного имени которого, впрочем, она даже не знала.

Судя по ее словам, это был настоящий богач. В Париж он приезжал уже во второй раз и все время швырял деньгами направо и налево. Девушка все щебетала, а Шлоссер внимательно слушал, с одной стороны, стараясь не проявлять чрезмерного интереса, чтобы не вызвать у Ивонн подозрений, а с другой – надеясь на то, что в конце концов барышня доберется до чего-то по-настоящему важного. К счастью, ему сопутствовала удача и в ожиданиях своих он не был обманут.

– В первый раз, когда мы познакомились, он сказал, что влюбился и все для меня сделает, – щебетала барышня. – А потом вдруг взял и уехал и даже колечка мне не подарил…

– Куда уехал? – небрежно спросил Шлоссер.

– Обратно, к себе домой, – простодушно отвечала девушка. – Ему телеграмма пришла вечером, что надо уезжать. Он с этой телеграммой кинулся меня искать. Сказал, не мог уехать, не попрощавшись. Пришел ко мне и… одним словом, уехал только утром.

– А что было в телеграмме, вы не знаете?

– Да нет, я же чужих телеграмм не читаю, зачем мне это?

Шлоссер переглянулся с коллегой и тяжело вздохнул: кажется, здесь им искать больше нечего. Барышня не посмотрела, что в телеграмме, а Глаус, вероятно, увез ее с собой.

– Не увез, – внезапно возразила Ивонн, – ничего он не увез. Он ее у меня дома забыл, она за зеркалом лежит.

Шлоссер изумился: как – дома? Оказывается, Глаус пришел к ней домой прямо с этой телеграммой, а забрать потом забыл, так вот с тех пор она и лежит у нее за зеркалом. А Ивонн сама только что