– Откуда деньги? Премию, что ли, ты получил? – осведомился старший сигнальщик, голодными глазами глядя на изобильный стол.

– Лучше, – со смехом отвечал ему Енике, – гораздо лучше. Да тебе-то что за дело до моих денег, все равно я за все плачу, а ты знай себе закусывай.

Дважды Элерса просить не пришлось, и они с невестой так навалились на еду и выпивку, что издали их вполне можно было принять за пару молочных поросят. Спустя полчаса сигнальщик принялся громко и очень противно распевать немецкие народные песни, которые пел почему-то все на один, довольно заунывный мотив, схожий с тем, как в темную ночь, очнувшись от сна, воет в хлеву корова. Енике, впрочем, это совершенно не смущало, и он громко хлопал в ладоши и всячески поддерживал приятеля в его вокальных экзерсисах. Потом вдруг внезапно остановил Элерса и сказал:

– Что же ты, братец, морочишь голову девушке, а замуж не берешь? – и он подмигнул свояченице, которая стыдливо отвела глаза.

Элерс стал было объяснять, что он бы хоть прямо сейчас с дорогой душой, да вот денег нет.

– Деньги найдутся, – прервал его вахмистр и немедля сунул в карман приятелю билет достоинством в тысячу марок.

Тот заморгал от удивления глазами, но Енике упредил все расспросы, сказав, что сестра жены ему ближе всех родственников, вместе взятых, и для ее совместного с Элерсом счастья он ничего не пожалеет и снимет с себя не то, что последнюю рубашку, но даже и кожу. Впрочем, для этого пока нет никакой необходимости, а тысячный билет, который получил Элерс – это только первый взнос в их с Хильдой грядущее благоденствие.

– Женись, Конрад, как можно скорее, и счастье тебя не минует, – несколько угрожающе, как показалось сигнальщику, проговорил Енике, и тут же поднял бокал за будущих молодоженов.

С этого дня вахмистр каждый божий день по вечерам, а в выходные и прямо с полудня, водил сигнальщика по разным злачным местам, где они напивались если не до совершенно свинского состояния, то близко к тому. При сих достославных кутежах неизменно присутствовал и второй приятель Енике – вахмистр Герхард Глаус.

Ободренный обещаниями Енике и полученной уже от него тысячей марок, Элерс пустился во все тяжкие. По его указанию невеста сняла им хорошую квартиру и накупила туда разной мебели. В какой-то момент, однако, подсчитав расходы, старший сигнальщик с ужасом понял, что оказался в долгах, как в шелках, а если говорить точно, должен разным магазинам уже по меньшей мере три тысячи марок.

Главное, невозможно было понять, как это Хильда, девушка всегда скромная и рассудительная, могла наделать таких долгов. Целую ночь старший сигнальщик не спал, думая, откуда же взять деньги, а на следующий день во время очередной попойки пожаловался Енике и Глаусу на неожиданные и пугающие обстоятельства.

Вахмистр Енике в ответ только рукой махнул беспечно:

– Не беспокойся, дружище! Я только что получил наследство, так что все твои долги уплачу из своего кармана.

Услышав такое, Элерс от умиления пустил скупую матросскую слезу и пытался в порыве дружеских чувств облобызать Енике, в чем, однако, не достиг успеха, потому что тот очень ловко уворачивался от поцелуев, говоря, что не время лить слезы, а напротив, следует радоваться, что все так удачно сложилось.

– Я же говорил тебе, – продолжал вахмистр, – мне дороже всего на свете счастье Хильды и моего старого друга.

Правда, тут же выяснилось, что прямо сейчас наличных у Енике нет, но это ничего – долг уплатит тот, кто распоряжается сейчас его наследством.

После этого обнадеживающего разговора старший сигнальщик вернулся на корабль пьяным вдребезги и совершенно счастливым.

И, действительно, на следующий же день вахмистр принес Элерсу три тысячи на уплату долга, попросив только подписать некую бумагу – якобы для человека, который сейчас распоряжается наследством Енике. Дрожащей от беспрерывного пьянства рукой старший сигнальщик вывел на листе свою подпись и немедленно об этом забыл.

После уплаты всех долгов настало время матримониальных радостей. Свадьбу с Хильдой назначили через два месяца после приснопамятного подписания таинственной бумаги, а Элерс тем временем окончательно обжился в новой квартире. Он уже мечтал о том, как славно они заживут в Хильдой в их семейном гнездышке, как разведут там детишек – маленьких сигнальщиков, – когда в один далеко не прекрасный вечер в дверь квартиры раздался решительный стук.

Старший сигнальщик открыл дверь и обнаружил на пороге высокого элегантного господина, ему совершенно незнакомого. Господин представился инженером Петерсеном, предъявил подписанный Элерсом вексель, чей срок истекал уже назавтра, и потребовал немедленно уплатить три тысячи марок, которые были ему выданы согласно векселю.

Появление Петерсена произвело на Элерса эффект разорвавшейся бомбы, сигнальщик напрягал все имеющиеся в его распоряжении мозги, но никак не мог понять, что происходит, и как же это такое вообще могло случиться? Инженер между тем объяснил ему, что если к сроку Элерс не отдаст указанную сумму, все его имущество будет описано судебными приставами.

– Но Бруно говорил мне, что это ничего не значит, что это только так… – бормотал напуганный Элерс.

Петерсен пожал плечами: плевать он хотел на всех на свете бруно, вексель был им куплен у одного знакомого, и теперь настало время по нему платить. После этих слов старший сигнальщик пришел в отчаяние; он хватался за голову и причитал так громко, что даже суровый Петерсен в конце концов его пожалел.

– Довольно вам реветь, любезный, – проговорил он голосом куда более мягким, чем в начале разговора. – Я добрый человек и меньше всего я хотел бы ломать вам жизнь. Однако мне нужны эти деньги, и нужны прямо сейчас. Так что если вы не сможете заплатить, мне придется наложить арест не только на ваше имущество, но и на ваше матросское жалованье.

Эта угроза показалась сигнальщику особенно страшной. Он почему-то испытывал необыкновенный стыд, когда думал, что вся эта история станет известна на крейсере, и о ней начнут говорить его товарищи и командиры.

– Что ж, – проговорил он убитым голосом, – видно, остается мне только одно – головой в петлю.

Инженер посмотрел на него внимательно и совершенно неожиданно погрозил ему пальцем, все равно как школьный учитель расшалившемуся ребенку.

– Вот это уже глупости, – сказал он решительно. – Нет такой ситуации, из которой нельзя найти выход, а прыжок в петлю уж никак нельзя назвать таковым. Давайте-ка подумаем, что можно предпринять в нашем случае.

Элерс воззрился на него с превеликой надеждой – теперь Петерсен казался ему не исчадием ада, а, напротив, ангелом-хранителем, который, вероятно, что-то придумает, чтобы спасти старшего сигнальщика. И