он, конечно, следил за домом, видел, что оттуда выходит солидные люди, и решил, что здесь наверняка есть, чем поживиться. Но он теперь очень раскаивается, и никогда больше не позволит себе нарушать закон, и вообще, он…

– Тихо, – вдруг сказала она, прижимая палец к губам, – тихо!

Глаус умолк и спустя мгновение услышал, как на нижнем этаже хлопнула входная дверь и раздался мужской голос, видимо, окликавший хозяйку. Она поглядела на него и нахмурилась.

– Проклятье, – сказала барышня, – он ревнив, как сто мавров. Если он обнаружит вас здесь, у меня…

С этим словами, она быстро поднялась, схватила с комода нож и подошла к Глаусу. Тот завозился, как жук-навозник, которого перевернули на спину, и он не в силах встать на ноги, открыл рот, чтобы закричать, однако барышня не позволила ему позвать на помощь. Два быстрых удара – и она перерезала ему путы: сначала на щиколотках, потом на запястьях.

– Благодарю, – зашептал он, но она прижала горячую ладонь к его рту.

– Бегите! – негромко сказала она. – Бегите тем же путем, что и пришли, и не дай вам Бог попасться ему на глаза.

Просить Глауса дважды не было нужды. С ловкостью дрессированной макаки вылез он в окно, спустился на крышу сарая, там спрыгнул на мокрую землю и, оскальзываясь и спотыкаясь, побежал через сад так, как будто его гнала стая демонов. Достигнув забора, вахмистр перевалился через ограду и помчался прочь. Удирал он, не оборачиваясь, и потому не увидел, как из парадного входа дачи выбежал какой-то высокий мужчина и устремился следом за ним. Неизвестный несся легко и бесшумно, а ночь надежно укрывала его спасительной тенью, так что даже если бы Глаус вдруг обернулся, то едва ли разглядел преследователя. Как ни странно, тот вовсе не спешил догнать беглеца, а лишь старался по возможности не отстать от него.

Пробежав метров пятьсот, незадачливый полицейский запыхался и остановился перевести дух, прислонясь спиною к дереву. Его преследователь, увидев, что Глаус встал, также прекратил свой бег и укрылся за кустами.

В дальнем конце дороги показалась какая-то темная фигура. Спустя полминуты уже можно было ясно различить ее очертания а, когда человек прошел под фонарем, стало видно, что это полицейский в полной форме. Когда он подошел поближе к дереву, у которого отдыхал Глаус, тот тихонько свистнул. Страж закона оглянулся по сторонам, и никого не увидев на темной улице, быстро подошел к Глаусу. В темноте лицо его расплывалось, разглядеть его было никак нельзя, разве только подойти вплотную.

– Что с тобой, Герхард? – спросил новоприбывший. – Ты промчался мимо, как черт.

– Это потому что за мной черти гнались, – глухо отвечал Глаус.

– Откуда здесь черти, – усмехнулся полицейский, – ты же знаешь, наш околоток отлично охраняется.

Герхард, однако, поглядел на собеседника со злобой и заявил, что ему не до шуток. После чего в двух словах пересказал, что случилось с ним в спальне голубоглазой незнакомки. Они так увлеклись разговором, что не увидели, как преследователь Глауса незаметно проскользнул за деревянным забором и очутился за деревом, возле которого стояли оба собеседника. Теперь он мог слышать каждое сказанное ими слово.

Из дальнейшего разговора стало ясно, что Глаус и подошедший к нему полицейский, которого звали Бруно Енике, растратили доверенную им кассу, а назавтра как раз предстояла ревизия. Теперь незадачливые стражи порядка пытались отыскать деньги, чтобы восполнить убыток – не мытьем, так катаньем, не честным способом, так воровством. Судя по всему, грабежами и жульничеством промышляли они не в первый раз, и, поскольку с дачей голубоглазой барышни номер у них не вышел, а отступать было некуда, они решили вломиться в контору пивоваренного завода.

Это предприятие удалось им гораздо лучше, и ночью они все-таки обогатились примерно на тысячу марок. Налет этот местная полиция посчитала необъяснимым и редким по дерзости, и трудно раскрываемым к тому же, поскольку грабители не оставили никаких следов и действовали так аккуратно, как если бы сами были полицейскими.

Через день после ограбления, вечером, Глаус и Енике, одетые в форму, патрулировали окрестности дачи, которую безуспешно пытался ограбить Глаус. Подходя к злосчастному дому, Глаус непроизвольно ускорил шаг, стремясь поскорее пройти мимо. Однако в тот миг, когда полицейские почти миновали его, из дома вышел высокий худощавый мужчина в коричневом твидовом костюме. На вид ему было лет пятьдесят. Окликнув патруль, он самым вежливым образом пригласил господ полицейских заглянуть к нему в гости.

От вежливости этой Глаус побледнел, а Енике, бросив на незнакомца быстрый взгляд, выступил вперед и спросил официальным тоном, что ему угодно. Тот отвечал, что хотел бы сделать заявление.

Глаус побледнел еще больше – на его счастье, в вечерних сумерках это было незаметно. Енике же, нахмурившись, стал уточнять у твидового господина, какого рода заявление собирается он сделать.

– Я хотел бы заявить на взломщиков, которые очистили кассу пивоваренного завода, – спокойно отвечал незнакомец. – Об этой истории писали в газетах.

– Какое вам дело до взломщиков? – удивился Енике, который выглядел совершенно спокойным. – Вы знакомы с ними лично?

– Это лишнее, – улыбнулся твидовый господин, – достаточно того, что я знаю их имена и фамилии.

Глаус при этих словах как-то тихо и безвольно пошел в сторону, оставив своего напарника одного разбираться в крайне неприятной для них ситуации.

– Точно ли вы уверены, что знаете их? – строго спросил Енике, пытаясь припугнуть не в меру болтливого свидетеля. – Вы понимаете, что вам грозит, если слова ваши окажутся клеветой?

– Мои слова не окажутся клеветой – не так ли, господин Глаус?

Глаус, который к тому моменту отошел уже на десяток метров, вздрогнул и повернул к мужчине исказившееся от страха лицо. Казалось, он хочет что-то сказать и даже открыл рот, но так ничего и не произнес.

– Хорошо, – деловито сказал Енике, вытаскивая из-за борта своего мундира записную книжку и карандаш. – Итак, кто, по-вашему, совершил ограбление на пивоваренном заводе?

Мужчина улыбнулся неожиданно обаятельно, а затем проговорил очень отчетливо и громко.

– Это дерзкое преступление совершили вахмистр местной полиции Герхард Глаус и его сообщник, вахмистр Бруно Енике.

Казалось, что Глаус буквально окаменел. Рука Енике, в которой сжимал он записную книжку, опустилась сама собой. Впрочем, Енике еще сделал последнюю попытку не выдать себя.

– Видели ли вы этих господ в лицо? – спросил он внезапно охрипшим голосом.

– Я вижу их прямо сейчас, – отвечал мужчина весело.

Енике вздрогнул, и рука его непроизвольно потянулась к кобуре. Заметив это, его собеседник предупреждающе поднял руку.

– Господа, не будем спешить. Одно дело – воровство и грабежи, и совсем другое – убийство. Можно перебить