более-менее сохранившихся домов, ничего, чему можно было бы зацепиться взглядом. Разве только очередная белокаменная церквушка, стоящая на окраине поселка, подсказывала, что некогда здесь существовала пускай небольшая, но все же жизнь.

Матвей все посматривал на кучевые облака, внимательно наблюдая за состоянием фронта. Температура по ощущениям почти не менялась, и оставалась, по прикидкам, от минус десяти, до минус пятнадцати градусов Цельсия. До сих пор им везло, но как долго это продлится? Худшее и опасное в ремесле собирателя — не знать прогноза. Никогда прежде ему не доводилось ходить по захваченным землям, при этом не зная, чего ждать от погоды следующие несколько часов.

Дорога уходила все дальше на юг, и приметив это, Матвей начал сомневаться в своем решении. Может, повернуть, пока еще не поздно? Того и гляди, еще с десяток километров и они пересекут границу холодного фронта, а там и мерзляки их почуют.

— Матвей?

Голос Маши отвлек его, вывел из задумчивости.

— Да? — произнес он так, словно очнувшись после небольшой дремы.

— Я, признаться, все хотела тебя поблагодарить…

Внезапно она замолчала, а бледное лицо обрело оттенки заметной робости.

— За что? — спросил Матвей, так и не дождавшись, когда стеснение отпустит ее.

— За то, что ты заступился за моего отца, когда проголосовал нести его дальше.

Собиратель понимающе ответил ей кивком, поразмыслил несколько секунд, а потом решился ответить напрямую:

— Честно признаюсь, я сперва был твердо настроен против. Как бы ни хотелось соглашаться с Юдичевым, но он… знаешь, все же он прав, как и Лейгур с Ариной. Вадим Георгиевич, к сожалению, был обречен. И взяв его с собой, мы просто оттянули бы неизбежное.

На мгновение между ними будто бы выросла толстая стена, пробить которую даже залпом из пушки казалось невозможным.

— Тогда почему ты изменил решение? — спросила она все с той же робостью.

Матвей почувствовал странную скованность. Ноги словно стали заплетаться, и причиной тому была не усталость.

— Увидел, как приближается холодный фронт и подумал… — он вздохнул, пытаясь набраться сил, дабы продолжить, — подумал, что это поможет тебе немного дольше побыть с отцом, прежде чем он… — Внутри все покалывало, странное ощущение. — Не знаю, прости меня, наверное зря я это сказал.

Маша не отвечала, а он, в свою очередь, боялся даже искоса посмотреть в ее сторону, отчего-то ожидая увидеть на ее лице не то печаль, не то гнев.

Но вдруг он почувствовал, как в его карман, где он прятал озябшую руку, проникла ее рука. Нежное прикосновение и приятное тепло, исходящее от ее ладони и пальцев, бросило собирателя в дрожь.

— Я сейчас начинаю осознавать, что с моей стороны это было крайне глупо настаивать нести отца дальше, — с тенью сожаления заговорила Маша. — Порой со мной это случается, я вдруг перестаю контролировать свои эмоции и не руководствуюсь здравым смыслом. Что-то вроде истерики. В общем, на мгновение я вдруг и правда забыла для чего мы здесь и какова наша миссия. — Она чуть крепче сжала его ладонь. — Но больше этого не повторится. Хватит с меня. Уж больно много я сделала неверных решений за последнее время.

Матвей все думал, стоит ли ей что-то ответить на это? Но не стал. Вместо слов он большим пальцем растер ее руку, пытаясь согреть.

Вечерело. Медленно сгущались сумерки, и предстояло найти очередное место для ночлега. Но как и сутки назад, окромя леса и, добавившегося к нему с западной стороны озера, ничего не находилось. Благо, не было вчерашней бури, заставляющая коченеть все тело.

Лейгур, еще в полдень взявший у Матвея тележку со статором, теперь передал ее Домкрату. Полозья прекрасно справлялись с перевозкой.

Матвей и Маша шли позади группы. Вдруг в глаза собирателю бросился Тихон, следующий рядом с Надей.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — обратился Матвей к своей спутнице.

— Конечно, спрашивай, — охотно, но с тенью усталости ответила ему Маша.

— Это насчет Нади. С тех пор, как Тихон оказался с нами, она все время огрызается в его сторону и, знаешь… ненавидит его так, словно он лично ей чем-то насолил. Нет, конечно, он натворил дел…

— Например, ранил моего отца, — заметила Маша.

— Да, — с сожалением подметил Матвей, и, вспомнив остальные косяки парня, добавил: — да и не только.

Потом продолжил:

— И все же, я переживаю, как бы эта неприязнь между ними в одно мгновение боком не встала. В свое время она его чуть ли не убить обещала, если он облажается.

— Я не думаю, что она способна обидеть его.

Матвей задумался. И действительно, сколько угроз звучало в адрес парня с ее стороны еще на корабле, но прогрессистка даже и не пыталась воплотить в жизнь хоть одну из них, ограничиваясь лишь словесными предупреждениями.

Маша продолжила:

— Это скорее мои собственные домыслы, но, полагаю, все дело в ее сестре, Тане.

— Таня? Хм… — Матвей на секунду задумался, вспоминая, где он слышал это имя. — Точно! Она рассказывала про Таню, когда мы только-только отплыли с «Мак-Мердо».

— Вот как? — удивилась Маша. — Тогда, а она рассказывала, как та умерла много лет назад, сразу после Адаптации?

Матвей почувствовал, как горло стиснула невидимая хватка от услышанного.

— Нет, — пробормотал собиратель. — Она только рассказывала, как во время эвакуации в Архангельске погибла ее мать, и как она спасла сестру.

— Тогда тебе довелось стать свидетелем того, как Надежда Соболева раскрывает часть своего прошлого. Это, можно сказать, редкое явление, недоступное многим.

— Соболева? Значит, вот какая у нее фамилия…

Маша сдержанно ухмыльнулась и произнесла:

— Это лишний раз подтверждает, насколько она не любит говорить о себе.

— Все равно не пойму, как Тихон связан с ее сестрой? — недоумевал Матвей.

Маша замедлила шаг и намеренно отдалилась от группы, словно не желая быть подслушанной.

— Эх, давно же это было… Мне эту историю рассказывал еще папа, возможно я не смогу передать всех подробностей, но постараюсь.

Она выдохнула и полушепотом стала рассказывать:

— Жил у нас на «Прогрессе» один парень еще в семидесятых годах, звали Денисом. Волосы кудрявые, глаза голубые, ну вылитый Тихон, разве только постарше, лет пятнадцать ему было, я хорошо запомнила его внешность, хоть и сама была тогда маленькой. Родители у него погибли во время Адаптации, как и у многих из нас.