На гладкой высоте

Стоит, растёт высокий дуб

В могучей красоте.

Могучий дуб, развесистый,

Один у всех в глазах.

Дальше Поля забыла слова и пела просто:

— Та-та-та-та-та-та-та-та.

— Не все дубы развесистые, — сказала бабушка.

— Все! У нас в посёлке много дубов, и все развесистые! Все!

— Тогда придется тебе показать наш дуб. Высокий-то он высокий. Очень даже высокий, да никак не развесистый.

— А когда ты мне дуб покажешь? — У Поли глазки загорелись.

— Вот пойдём с моря, — пообещала Ефросинья Калинниковна.

Поля в тот день даже в море купалась скорехонько: нырь, ногами бух-бух! И на берег.

— Бабушка! Пошли дуб смотреть.

— Ну, коли не терпится — собирайся, — согласилась Ефросинья Калинниковна.

Берегом лимана, мимо минеральных ключей, воды которых бежали в Мойнаки, дошли до загородки платного пляжа. За железной изгородью стояла изгородь деревянная. Берег порос камышом. Они и эту преграду миновали и оказались в небольшом парке. Здесь было много деревьев с длинными стрючками и с длинными иглами, прямо из стволов.

— Это такая акация? — спросила Поля.

— Гледичия обыкновенная.

— Ещё одна моя знакомая! — обрадовалась Поля. — А где же дуб?

— Посмотри, что у тебя под ногами.

Поля глянула — жёлуди. А дуб точь-в-точь как южный тополь. Ветки к стволу прижаты, но листья тёмные, резные.

— Это что же, пирамидальный дуб?

— Пирамидальный дуб, — согласилась бабушка. — Видишь, какой стройный?

— Высотой в два тополя. А можно, я жёлудёк возьму?

— Возьми, — разрешила бабушка.

Поля подняла один жёлудёк, длинный, узкий, и ещё один взяла.

— Я домой привезу. Этот посажу возле наших дубов, а этот в горшок.

— Возьми уж три жёлудя, — сказала бабушка. — Я у себя во дворе ткну.

Выбрались они из санаторного парка на свою привычную дорожку, а Поля как захлопает в ладоши:

— Бабушка! Да вон же — пирамидальный дуб! Самая вершина! Мы всегда его видели и не знали. А ведь такой дуб — тоже чудо.

— Чудо! — согласилась бабушка.

ВАСИЛЕВС

Ефросинья Калинниковна не забыла обещания. Вечером они пошли в гости. к лебедю.

Лебедь жил у бабушкиной подруги. Ее звали Вера Владимировна. Они обе работали в детской художественной школе. Бабушка учила детей вышиванию, а Вера Владимировна вела класс живописи.

Домик учительницы был крошечный, зато самый радостный на улице, белый, а крыша из древней красной черепицы. Не дом, а гриб красноголовый. Подосиновик.

В домике была кухонка, два шага на два шага, чулан с узким окошком, с фрамугой — здесь-то и жил лебедь. И большая комната — пять шагов на пять шагов. Кровать, стол, низкий шкаф, на стенах картины, все в рамах, но очень небольшие. Улочки старой Евпатории, татарские сакли, крытые красной черепицей, мечеть, церковь. И только напротив единственного в домике окна висела картина побольше. «Царевна Лебедь» художника Врубеля.

Поля пригляделась — вышито.

— Подарок твоей бабушки, — сказала Вера Владимировна.

Поля поднесла хозяйке дома букет белых роз, а бабушка водрузила на стол коробку с тортом.

— Сначала пельмени! — объявила Вера Владимировна.

Пельмени самодельные, бульон вкусный.

— Василевс, подано! — позвала Вера Владимировна.

Шлёп, шлёп, шлёп. Из своих апартаментов вышел лебедь. Громадный, белоснежный. Посмотрел на гостей, слегка поклонился.

Поля встала со стула и сказала лебедю:

— Здравствуйте!

Для лебедя стула не было, он обедал стоя. Подошёл к своей чашке, поглядел одним глазом, чем угощают, поглядел другим и взял пельмешку в клюв.

— Василевс любит начинать обед первым, — сказала Вера Владимировна.

— А что это за имя такое — Василевс? — спросила Поля. — Греческое?

— Византийское, древнее. Василевс — царь. Все наши Василии — цари.

На второе была кефаль, а Василевсу особое блюдо: прозрачная миска с живыми рыбками. Вера Владимировна извинилась:

— Простите, но у нас так.

Она рассказала Поле историю своего лебедя.

Случилась суровая зима. Лиманы замёрзли. И зимующие в степном Крыму птицы слетелись в Евпаторию, к людям. Лысухи, поганки, кряквы, бакланы, множество лебедей. Евпаторийцы подкармливали птиц. Но еда достается расторопным и сильным. Этот молодой, тогда ещё серый лебедь был еле живой, и Вера Владимировна взяла его в свой дом.

— Вот и живём.

Василевс ел аккуратно, ни единой капли воды не уронил на стол. Но удивительно, от торта он тоже не отказался. Брал клювом нарезанные ломтики и, проглатывая, поднимал голову.

— Василевсу торт понравился! — обрадовалась Вера Владимировна. — Видите, как вытягивает шею: показывает, что еда очень вкусная.

Поля отрезала от своего кусочка, положила на тарелку Василевса, и Василевс поклонился.

— Ведь это он мне! — просияла Поля, а Вера Владимировна удивилась:

— Он не всегда принимает подношения! А правду сказать, принимает только от меня. Милая девочка, ты понравилась Василевсу.

Они потом вместе гуляли по небольшому парку, под софорами. Лебедь шествовал рядом с Полей. А когда пришло время попрощаться, Василевс поднял крылья. Крылья у него были огромные. Он мог бы и сам улететь, и Веру Владимировну унести, но вот не улетал.

— Лебедь — птица прекрасная, — сказала бабушка. — К обидчикам суровая, даже беспощадная, но и благодарнее нет лебедей.

У Поли глазки загорелись:

— Бабушка, вот бы и мне вырасти благодарной!

ПОСЛЕДНЕЕ

Созревают цикады,

И звёзды созревшие падают.

И красавицы-волны, хоть плачь,

Но уходят в песок.

И красавица-девочка сумерки

Песенкой радует.

Никогда не умолкнет

Счастливый

Её

Голосок.