Шрифт:
Закладка:
– Спасибо, что позволили собой полюбоваться…
Протягивает руку и шагает ближе. Я хочу показательно отказаться от рукопожатия, сославшись на какую-то дурацкую старую традицию, запрещающую прикосновения, но на ум приходит колкость. Поэтому ступаю ниже. Снова вкладываю свои холодные пальцы в горячую ладонь Салманова. Его ногти по-прежнему безупречны. Как и лицо, рубашка, волосы, костюм и запах. Вдыхаю и на пару секунд задерживаю. Потому яростно выталкиваю из легких.
Зачем ему я? Вот зачем?
– Если это на деньги со взяток, то знайте: вы сядете, а я не отдам.
Говори тихо и отчетливо. Только ему. Снова чувствую, как бью единственной стрелой в невидимую цель. Взгляд Айдара ярко вспыхивает и гаснет. Он не обиделся.
– Тебе не выгодно, чтобы я сел. Ты же тоже теперь взятку взяла, мы повязаны… Это называется соучастие. – Салманов подмигивает, я чувствую, как в районе солнечного сплетения сжимается тугой-тугой узел.
Дергаю руку, он позволяет освободиться. Это дарит облегчение.
Салманов делает шаг назад, я с его подарком тоже поднимают на две ступеньки.
– Сау бул, Айлин-ханым!
– До свидания.
Принципиально не хочу перебрасываться с ним даже парой фраз на крымскотатарском. Пусть не притворяется.
Слежу, как разворачивается, делает еще несколько шагов и натыкается на свои повернутые носками к двери туфли. Запоздало думаю, что он может даже не знать о наших традициях. Но мужчина ненадолго зависает, потом бросает на меня взгляд через плечо.
В нем столько мальчишеского озорства, что меня пробирает дрожь. Я не этого хотела. Не азарта. Понимания.
– Ох, Айлин…
Мама тоже видит, качает головой. Отец покашливает, но делает вид, что ничего не произошло.
Разбивает мне сердце, шагая с Айдару и протягивая руку.
– Рахмет, Айдар-бей. В моем доме вам всегда рады.
В груди клокочет, хочу крикнуть: а я – нет! Ко мне больше не приходи! И бросить мою взятку в широкую спину. Но я стою и кричу в себя. Дрожу в себя. В себя ненавижу. В себя умираю.
Учусь дышать, справляюсь с накатывающей истерикой. Её тормозит, как ни странно, Салманов.
Уже обувшись, попрощавшись, оборачивается и еще раз смотрит на меня. Серьезно. Внимательно.
– Я вас услышал, Айлин-ханым. – От его слов сердце замирает. Неужели? Но хорошо, что облегчение ощутить я себе не позволяю. Его взгляд опускается, задержавшись на секунду на моих губах, катится вниз по шее. Он кивает на коробочку: — И вы меня послушайте, – я понятия не имею, что подразумевает. И не спрашиваю.
Как только отец с Айдаром выходят на крыльцо, разворачиваюсь и несусь в свою комнату. Замыкаюсь. Ни с кем сегодня не буду говорить. Швыряю футляр на кровать и подхожу к окну. Слежу, как машина уезжает. Если бы в руке был камень – бросила бы. А потом грязно ругалась, что не попала и не разбила стекло.
Топит в ненависти. Отвращении. Не могу потушить бурю эмоций. Не могу заткнуть внутренний ненужный диалог с избранником моего отца.
Решаю, что если вышвырнуть подарок из окна – полегчает.
Возвращаюсь к кровати и со злостью раскрываю. Дергаю усыпанную камнями нить, взвешиваю.
Становится жалко. Слишком дорогой подарок. И слишком красивый.
Стону и опускаюсь на пол. Вслед за яркой вспышкой ярости я снова тону в болоте тоски. Недолго тихо плачу, потом берусь рассматривать украшение.
Глажу сверкающие камни, смахиваю слезы.
Кто-то же живет в золотых клетках? Кто-то же убеждает себя, что счастье – в этом? От меня тоже этого ждут? А если я не могу?
Чувствую легкую шероховатость на внутренней поверхности браслета, переворачиваю. Удивляюсь так, что даже слезы прекращаются. Стираю их рукой, жмурюсь и читаю:
«Проявишь терпение – получишь больше».
Глава 11
Глава 11
Айлин
Как бы господину прокурору ни хотелось, я не собираюсь тратить время на ребусы и надеяться на авось. Если он хотел сказать мне что-то важное: нужно было делать это напрямую, а странная гравировка на браслете – ни к чему.
Да и вообще… Может он просто приобрел вещичку в ломбарде с хорошим дисконтом и гравировка – часть истории браслета? Это вполне впишется в образ любителя сэкономить, взяв при этом максимум.
Я сама знаю, что глуплю сейчас и зря исхожу желчью. Браслет, конечно же, не из ломбарда. Но не могу не язвить хотя бы в своей голове.
Меня продолжает разрывать. И с каждым днем становится только хуже, а не спокойней.
Митя не торопится звонить мне, чтобы сказать, что всё готово. А с каждым его новым ответом, что мне, заварившей эту кашу, нужно спокойно ждать, а не подгонять, я вскипаю сильнее.
Однажды даже огрызнулась, что кашу, вообще-то, заварил он. И если ему нравится водить меня за нос, а делать он ничего не собирается – то я сбегу без него.
Собственной дерзостью была удивлена и я, и Митя. Даже не знаю, кто больше. Но он пошел на попятную. Обещал ускориться. Сказал, что понимает мое состояние. Но я не верю ему до конца. Не понимает, потому что в моей шкуре не был.
А я каждое утро просыпаюсь в доме, ставшем душной клеткой, с мыслями, когда меня снова позовут, чтобы сообщить, что дата совершения сделки определена.
Раньше я уже искала кое-какую информацию про Салманова. Тогда он казался мне загадочным, интересным, будоражил. Меня тянуло побольше узнать. Теперь я делаю это, преодолевая внутреннее сопротивление. При мысли о нем подташнивает от волнения. Когда слышу его имя – дергаюсь.
Он зачем-то прислал мне корзину с фруктами. Видимо, показалась бледной, снабдил витаминами. Конечно же, я не забрала её в свою комнату. Не попробовала даже виноградинку или любимый спелый инжир. Пусть бы всё сгнило. Пусть бы он узнал. Хотя и понятно, что этого не будет. Мои родные отлично играют в радость. У них будет такой прекрасный зять…
Браслет от Салманова я положила на полку. Я не поменяла решение: возьму с собой во время побега. А побег будет, я уже не сомневаюсь.
Не хочу провести жизнь с этим человеком.
Благодаря собственному расследованию и телефонным звонкам Лейляши я теперь знаю, что Айдар Салманов был женат.
Не на кырымлы. И даже не на мусульманке. Уехал учиться на юриста в столицу. Там, как я и думала, жизнь закрутила. Допридумываю себе, что кутил, пил, гулял, вел себя неподобающим образом, вряд ли с достаточным уважением к женщинам, в итоге взял в жены однокурсницу