Шрифт:
Закладка:
Вылетающее через горло сердце мешает нормально дышать. Я несколько раз моргаю, как будто картинка может поменяться. Я – осознать, что сплю. Но даже щипать себя не приходится. За дверью продолжает развиваться разговор. Тема меняется. Мое желание идти мириться теперь самой же кажется таким глупым…
Господи… Пока я сидела в комнате и страдала из-за того, как сама запуталась и как запутала всех вокруг, папа, кажется, решал свою проблему.
И решил.
Грудь печет ужасная обида. Глаза – слезы. Первые шаги по ступенькам вверх делаю тихо, дальше – бегу, строча на телефоне: «Мить, если любишь – давай сбежим. Папа хочет отдать меня замуж за областного прокурора».
Глава 10
Глава 10
Айлин
Меня полночи трясет, я не могу ни прийти в себя, ни заснуть. В голове на повторе давний-давний детский разговор с бабасы, в котором я сейчас уже совсем не уверена. Может приснился?
Я тогда только узнала, что иногда браки совершаются не потому, что молодые люди влюбились и решили провести друг с другом жизнь, а потому, что союз выгоден семьям. Договариваются обо всем родители. Молодые просто покорно принимают. Меня это так испугало, показалось настолько страшной судьбой, что я пережила первую в жизни моральную встряску. Не могла собраться и с кем-то поделиться. Как папа потом рассказывал, была громким, звонким ребенком, а тут замолчала. На разговор меня именно поэтому вызвал он. Я забралась на колени, долго пыхтела, а потом выдала…
Помню, что папа, слушая, улыбался, глаза блестели, но отвечал очень серьезно. Я потом узнала, что для него это все было смешно. А вот для меня – нет.
Он объяснил, что так бывает, но в этом нет ничего хорошего. Сейчас это уже редкость. И пока он жив – у меня так точно не будет.
Папа не просто пообещал – он поклялся, но прошло пятнадцать лет и что?
Наверное, действительно приснилось, потому что в моих ушах звенят другие слова.
«Мы отдаем за него Айку».
Вспоминаю и дрожу. Плотнее прижимаю колени к груди. Обнимаю их и жмурюсь. Впервые чувствую такой силы отвращение в стенах родного дома. Моей крепости. Как сейчас кажется – разрушенной.
Слышу жужжание телефона и тянусь к нему. Жду хоть какой-то реакции от Мити уже несколько часов. А может уже и не жду. Это ведь не адекватно – сначала к шайтану слать, а потом вдруг просить спасти…
Но если он не спасет – я не знаю, что делать. Образ Айдара Салманова в голове в очередной раз преобразился. Из волнующего незнакомца в подлого змея. Может он и правда сам всё сделал? Может просто приглянулась? И он решил вот так…
Мерзко.
Жмурюсь и пытаюсь прочитать Митин ответ:
«А я говорил, что так будет, Аль»
Выть хочется. Говорил, и что?
Я не верила. Нужно признать, что была наивной дурой? Виновата в том, что доверяла близким? Я теперь уже никому не доверяю. Хочу тебе, но и то страшно…
Он снова печатает. А у меня сердце кровью обливается. После паузы в переписке всплывает:
«Ладно, потом разберемся. Я все спланирую. Пара дней и заберу тебя. Хорошо?»
Пишу: «хорошо» и удаляю последние сообщения.
Он отвечает: «спи, беда моя». Я слушаюсь, пусть и сложно.
Снится чушь, я просыпаюсь в холодном липком поту. Тут же хватаюсь за телефон. Проспала всего пару часов, а от мыслей о том, чтобы снова заснуть, тошнит. Митя больше не писал. Никто не писал.
В доме тихо-тихо. Гость, конечно же, давно ушел. Родители и Бекир досматривают сны в своих спальнях. Подозреваю, все в нашем доме знают о планах отца. Не знаю только я. В теории. А на практике…
Я же могу уйти вот сейчас.
На рассвете. Тихо собрав свое золото, документы, какие-то карманные и небольшой рюкзак вещей. Сесть на автобус, поехать в столицу, там потеряться. План не кажется заманчивым. Мне зябко и страшно. Напоминаю себе, что Митя обещал все обдумать. Плетусь в ванную.
Когда выхожу после долгого-долгого вялого душа, бессмысленных и бесконечных масок, скрабов, лосьонов и масел, которыми именно сейчас почему-то захотелось обмазаться, дом уже ожил. Мама на кухне. Папа говорит по телефону на первом этаже. Только Бекир спит.
Слышу, что папа заканчивает звонок, говорит о чем-то негромко с вышедшей в холл мамой. Сама в это время механическими движениями застегиваю последние пуговицы на новом домашнем костюме. Выбрала его во время шоппинга с Лейлой. Зачем-то жалела, откладывала, не надевала. А сейчас захотелось. С собой, конечно же, не возьму, но хотя бы приятную ткань на теле почувствую.
Мама поднимается по лестнице. Я вспоминаю о том, что за долгие годы в этом доме выучила звуки шагов каждого члена семьи. Только скоро это знание станет одним из ненужных.
Мама тормозит у моей двери, немного сомневается, я это чувствую, потом тихонько стучится. Может боится разбудить? Хотя отдать меня чужому человеку не боится же.
Я теперь думаю, что ругались они скорее всего из-за этого, но мама сдалась. Решила, что папе виднее. В груди ужасно больно.
Прокашливаюсь и выталкиваю из себя:
– Да…
– Встала, кызым? Спустишься к нам с папой?
– Да, две минуты.
Мама вздыхает, кивает, наверное, и уходит. А я отсчитываю ровно две.
Мне кажется, что каким-то чудом умудряюсь заморозить душу. Ступаю аккуратно, чтобы тонкий лед не треснул и чувства не прорвались.
Спускаюсь вниз, смотря под ноги.
Папа с мамой стоят в холле. Это впервые мы с отцом лицом к лицу друг с другом за долгое время.
До последнего избегаю смотреть на него, а сердце все равно ноет.
Останавливаюсь на второй ступеньке, сжимаю руки и сверлю взглядом наш красивый персидский ковер.
– Айлин…
Папа окликает, я просто дергаю подбородок немного вверх, но взгляд не поднимаю. И боюсь, что раскусит, и что сделает слишком больно.
– Дочка…
Мама тоже окликает, на нее я смотрю мельком. Ловлю неловкую, извинительную улыбку и снова опускаю глаза. Это делает только хуже.
– Мне жалко, что так получилось.
Вчера эти слова звучали бы куда искреннее. Сегодня – просто формальность. Папа кивает, мама качает головой.
– Сегодня вечером у нас будет важный гость. – Папа произносит, даже не потрудившись принять мое неуклюжее извинение. Наверное, хорошо, что я вчера не дошла до кабинета.
Сильнее обиды я ощущаю уже злость. Все же поднимаю взгляд. Смотрю прямо и, как хочется верить, безразлично. Папа
