Слезы застилают мои глаза. Я не уверена, злые это слезы или слезы облегчения.

Я просто знаю, что все начинается заново — цикл, в котором я убираю мамин беспорядок и беру на себя ответственность за все, что она натворила.

На несколько блаженных месяцев я забыла, что такое вес.

Несколько блаженных месяцев я была свободна.

Но теперь все кончено.

— Куда ты идешь? — Трезво спрашивает Датч.

— Домой.

Он жестом указывает на меня.

— Сначала приведи себя в порядок, а потом я тебя отвезу.

Сердце гулко стучит, я запихиваю блузку обратно в подол юбки, а Датч натягивает свою рубашку. После того как мы оделись, он ведет меня по коридору.

Я забираюсь в его машину, едва замечая деревья и здания, расплывающиеся за окном. Мои пальцы постукивают по ногам. Сердце колотится в горле.

Мама не отвечает на звонки.

Не удивительно. Она перестала отвечать на звонки сразу после своей «смерти». Полагаю, одной из первых вещей, которые она заложила, пока лежала на дне, был телефон.

Откуда, черт возьми, у нее кольцо?

Я украла его из своей спальни прошлой ночью. Я проверила его прямо перед сном и убедилась, что оно все еще на месте.

— Черт возьми! — Неожиданно взорвалась я.

Датч оглядывается, его губы кривятся.

Я игнорирую его и потираю подбородок. Должно быть, мама заметила кольцо, когда я пыталась спрятать его в карман. Я прямо вижу, как она замышляет кражу, как приседает возле комнаты Ви, выжидает время, пока я засну, а потом пробирается внутрь и достает кольцо из рюкзака.

Как глупо с моей стороны.

Я думала, что одержала над ней верх, но вместо этого она оказалась победительницей.

— Я что, ввязался в драку?

Датч смотрит прямо перед собой.

— Что? — Рассеянно спрашиваю я.

— Скольких из них мне нужно будет уничтожить? Если больше пяти, мне придется позвать братьев. — Его взгляд переключается на меня. — Я не ниндзя.

В его словах столько нелепости, что на моих губах дрожит улыбка.

— Ты думаешь, я собираюсь с кем-то драться?

— У тебя такое выражение глаз. — Говорит он, возвращаясь к дороге. — Такое выражение лица бывает, когда ты собираешься разрушить чей-то мир.

Мои брови взлетают вверх.

— Правда?

Он кивает.

— Оно чертовски горячее.

Я смотрю на его лицо и чувствую это. Притяжение. Дикое желание. Разрушение. Напряжение между нами горячее и отвратительное, достаточно плотное, чтобы взять его в руки и погладить. И мне отчаянно хочется прикоснуться к нему, но сейчас не время.

Отводя глаза, я бормочу: — Будет лучше, если ты не будешь задавать вопросов.

— Хорошо. Но я не хочу, чтобы ты нанесла первый удар. У тебя уже есть шрам на пятке от тех туфель, которые ты носила, а теперь еще и руки поцарапаны. Следующий человек, который поставит тебе синяки, не выживет.

Мои глаза сужаются. Это действительно звучит так, будто он готов убить кого-то ради меня.

Навязчивый ублюдок.

— Это не смешно.

Янтарные глаза встречаются с моими. Неподвижные. Решительные.

Глаза хищника.

— Кто сказал, что я шучу?

В этот момент я понимаю, насколько серьезен Датч Кросс.

Я говорю себе, что это должно меня пугать.

Но это не так.

И это отсутствие страха, это жестокое безрассудство — самое страшное из всего, что есть.

12.

ДАТЧ

Я ненавижу, когда меня прерывают.

Не тогда, когда я говорю.

Не во время тренировки.

И уж точно, черт возьми, не тогда, когда я собираюсь трахать Каденс Купер до последнего вздоха.

Если бы любая другая девушка так меня распаляла, чтобы просто прервать разговор, я бы и глазом не моргнул, прежде чем послать ее нахрен и игнорировать.

Но Каденс?

Один рывок за цепь — и у меня нет другого выбора, кроме как прибежать.

Эта девчонка обвела меня вокруг пальца, и я врываюсь в ее дерьмовую квартиру в этом дерьмовом районе города, солнце бьет на меня и заставляет потеть, а мое каменно-твердое тело протестует против каждого чертового шага.

Черт. Проклятье. Это пытка.

Я должен припереть ее к стенке и впиться в нее, как маньяк.

Держи себя в руках, Датч.

Я вхожу в квартиру, прохожу мимо стола, где я сделал себе сэндвич и ждал прихода Каденс тем вечером. Она, спотыкаясь, проходит мимо, направляясь в свою спальню.

Один взгляд на эту кровать — и все кончено. В моей голове сгущаются воспоминания о том, как я держал ее на руках. Прикусываю ее ухо. Погружаясь в ее рот. Брал ее жестко и быстро.

Успокойся.

Но сейчас даже холодный душ не поможет.

— Я нужен тебе здесь для этой части? — Спрашиваю я.

— Что? — Говорит Каденс, как будто половина ее мозга уже вышла за пределы этого момента.

— Хорошо. — Бормочу я.

Поспешив в ванную, я настраиваюсь и окунаю голову под крошечный кран. Это не очень много, но пока сойдет.

Я не могу быть в полной заднице. Если Кейди нужно, чтобы я сражался, то мой мозг должен работать на полную катушку.

Почувствовав, что снова контролирую ситуацию, я оглядываю ванную. Маленькие полотенца аккуратно сложены. Занавеска в душе отодвинута, и я заставляю себя не представлять, как Кейди раздевается и заходит под воду.

Все маленькое и ржавое, но чистое.

Я принюхиваюсь. Странно. В воздухе витает слабый запах травки.

Это точно не запах Кейди. Она закручена так туго, что я мог бы пощипать ее, как гитарную струну, и она бы зазвенела.

Это Виола? Наркотики стали причиной ссоры прошлой ночью?

Это тоже маловероятно. Виола умна, гораздо умнее, чем ей приписывает даже сестра. Я вижу, как она превращает канал о макияже в настоящий, привлекает спонсоров и создает себе империю. Она не такая хрупкая, как кажется.

И ее сестра тоже.

Я открываю дверь, испытывая любопытство, но убирая с лица все эмоции.

Из спальни Каденс доносится шорох. Я направляюсь туда и вижу, что она стоит на коленях, испуская шокированные возгласы, и пристально смотрит на что-то в вещевом мешке. Мой взгляд тоже падает на сумку, и я останавливаюсь.

В сумке лежит пачка банкнот.

Карие глаза Каденс переходят с сумки на меня и обратно.

— Сколько стоило это кольцо?

— Около двадцати тысяч.

Оно принадлежало моей