Была и поездка в Ош. Она не оставила особых впечатлений. Проездом на обратном пути во Фрунзе М. Х. Ганкин, Н. Лунина и я заехали в Ташкент, осмотрели его. Город не произвел на меня впечатления. Тем не менее мы с Луниной сфотографировались у памятника И. В. Сталину. В Оше поднимались на Сулейманку, фотографировались. Помню, была весна и цвел урюк. Сверху город казался бело-розовым. Я сказал Ганкину: «Кажется, понимаю, почему люди верят в бога…» У маленькой белой мечети на Сулейманке сидели пожилые узбеки. Я стал фотографировать. Один из них сердито ушел. Ганкин и я ездили из Оша в Куршаб, хотели посмотреть какую-то школу. Никого на месте не нашли, но любовались тихой холмистой местностью. Синее небо, невысокие горы, по пологим склонам овцы. Тогда все это показалось красивым… Аркадия. На самом же деле – Киргизия.

Наступила летняя сессия 1958 года. Пожалуй, она была самой организованной и, я бы сказал, теплой. Факультет работал достаточно четко, преподавание на русском языке, во всяком случае, велось на хорошем уровне. Это сразу же сказалось на отношениях со студентами. На первом курсе читали основные курсы Скляр и я. К концу сессии установочники подарили нам цветы, захотели сфотографироваться. Мы со Скляром уселись перед аппаратом, но он сдвинулся. Все получились скособоченными. Фотографировался и второй курс. Киргизская группа пригласила Джолдошеву, Есенгараеву и меня. Сессия прошла интересно и не без событий.

Заочница Наташа Гриднева сказала мне: «Алексей Леонидович, мне нужно с вами поговорить. Вы скоро освободитесь?» Я ответил, что скоро. Наташа была красивой полногрудой девицей лет двадцати пяти. Она ярко одевалась и плохо училась. Эти качества я в ней ценил. И тем не менее разговор с ней был для меня неожиданным. Она грустно спросила: «Неужели вы ничего не замечаете?» Я действительно ничего не замечал. Оказывается, Наташа Гриднева давно полюбила меня и ждала пока я это обнаружу, но у меня, черт возьми, были другие дела. Мне не хотелось ни смеяться, ни радоваться. Слушать ее хорошую взволнованную речь было приятно, но чувствовал я себя преподавателем и слишком взрослым. Мне шло к 37 годам. Вот почему я сказал: «Наташенька! Ну, нужно ли нам об этом разговаривать?» И доказал, что не нужно. Почему я вспомнил случай с Наташей Гридневой? Это был первый и последний случай, когда я не отнесся с должным вниманием к женской любви. Почему? Не знаю.

Гораздо более интересно сложились отношения с другой студенткой – Лидой Царановой. Она училась уже на четвертом курсе и тоже выразила желание поговорить со мной. Я согласился. Знакомство же с ней произошло вот как: в первый год своего деканства я принимал экзамен по Древней Истории. Было уже поздно. Я устал. Первокурсницы отвечали отвратительно, я в душе негодовал. В то время я еще не привык к тому, чтобы студенты на вопрос, кто такой Гомер, отвечали недоумевающим молчанием. Когда я рассказывал о таких случаях В. С. Соколову, он не верил, а потом смеялся. Так вот мои соискательницы «троек» отвечали безумно плохо, а я негодовал, потому что прочел им курс лекций, как в бочку данаид. К столу подошла отвечать ничем неприметная, некрасивая, светловолосая девчонка. Я посмотрел ее билет и приготовился выслушать серию вздохов. Но девчонка вдруг стала отвечать. Я прислушался. Она знала. Я задал несколько сложных вопросов, она ответила, с самым хорошим настроением я поставил «отлично» и сказал что-то ободряющее. Она зло посмотрела на меня и ушла. Это и была Лида Царанова. Бежало время, она сдавала мне Средние века, раздел Новой Истории – отлично! Никогда не вступала со мной в какие-либо разговоры, только внимательно слушала лекции, хорошо занималась в семинарах. Теперь она захотела поговорить. Я только что прочел лекцию по Новейшей Истории Стран Востока, отдышался, сел за стол и сказал: «Я слушаю вас». Совсем неожиданно она заговорила очень горячо: «Алексей Леонидович! Вот слушаю я вас и думаю, что нужно сделать, чтобы вот так ловко, как вы, отвечать на вопросы, обращаться к разным периодам истории?» Я ответил: «Надо побольше читать». Она продолжала: «Пожалуй, этого мало. Я убедилась, что люблю историю, хочу ее знать. Заочный факультет дает мало, да и учиться и работать трудно. Как быть?» Вопрос был поставлен прямо, требовал прямого ответа и разумного. Я спросил, где ее родители, кто они. Оказалось – деревенские жители, трудятся в колхозе на Кубани. Учиться ей помогут, только вот где… В то время только что стали отдавать предпочтение при приеме в вузы производственникам. Лида Царанова была таковым. И я посоветовал: «Дружок, поступайте на Исторический факультет в МГУ. Не думайте, что учеба у нас потраченное время. На ее основе легче будет освоиться в Университете, учите языки. Я уверен, что вы сумеете поступить и закончить Университет». Она с сомнением спросила: «А вы уверены что я справлюсь?» Я ответил, что уверен, что, если не она, то кто же справится. Девочка так хорошо засветилась радостью, что я тут же подарил ей оттиски своих последних статей и пожелал успеха. Она уехала к себе в село, подготовилась к вступительным экзаменам на Исторический факультет МГУ и была принята. Познакомилась с В. С. Соколовым и некоторыми другими моими учителями. Взялась она за древнюю историю, писала мне хорошие письма об учебе: «Сейчас у нас педагогическая практика. Вначале было очень страшно. Ведь московская школа, да к тому же мы попали в одну из лучших, но сейчас уже немного успокоилась: дала уже два урока. Все нормально». К несчастью, ее руководителем стал А. Г. Бокщанин, а у нее не было боевых орденов, она даже на состояла в КПСС. Выдвижение ее в люди не сулило похвал. А. Г. Бокщанин не очень-то ею интересовался. Дал ей историографическую тему. Узнав про это из ее письма, я изумился. Лида объяснила: «Откровенно говоря, тема мне не нравится, но Анатолий Георгиевич сказал, что я не смогу написать, без знания французского и английского яз. тему исследовательского характера, к тому же времени мало…» А. Г. Бокщанин светился из этого письма всеми своими цветами и блеском. Царанова его не интересовала. Она защитила дипломную работу: «Вчера состоялась моя защита. Я получила хорошо и очень довольна, но работа у меня рыхлая, в ней много недоработок. Причина в том, что мне на эти недостатки не указывали. Я не сработалась с Анатолием Георгиевичем. Он смотрел на меня, как на какое-то ничтожество, а я от