доступа к селитряным копям, чтобы изготовить новую партию.

Впрочем, тот, кто доложил Цветному Владыке, будто тут могут пройти пять человек бок о бок, солгал: места было настолько мало, что Лив приходилось пригибаться, чтобы идти дальше. Какие уж тут пять человек! Она могла достать до обеих стен вытянутыми руками. Но для их целей этого было достаточно, и Лив на мгновение порадовалась, что они входят в город первыми, а не посередине толпы в пятьсот человек, просачивающихся сквозь эту крошечную дырочку под огнем и магическими атаками неприятеля.

«Радуюсь тому, что в одиночку вхожу во вражеский город! Я просто спятила».

А потом они вышли наружу. Кое-кто был припорошен пылью. Один из людей, верзила ростом в семь стоп по имени Фирос, держался за голову, из которой обильно лилась кровь: приложился макушкой о потолок туннеля. Они стряхнули пыль со своих выцветших синих курток, заменявших «Синим ублюдкам» мундиры, и быстро перевязали Фиросу голову.

– За мной, – скомандовал Фипс Навид.

Фипс был кузеном великолепного Пайама Навида – магистра Хромерии, в которого хотя бы слегка были влюблены все студентки, не исключая и Лив. Он вырос в Ру, невзирая на то, что его отца вместе со старшими братьями и дядьями повесили после войны Призм. На тот момент ему было двенадцать лет, и он сам едва избежал петли.

Быстрым шагом они двинулись по улицам города. Благодаря наводящему ужас заклинанию возле стены не было ни одного человека. Впрочем, через какое-то время им попалась группа солдат, которые молча приветствовали их кивками. Спустя еще квартал им пришлось сделать крюк, чтобы избежать столкновения с настоящими «Синими ублюдками» – среди наемников об их плане знали только несколько старших командиров; меньшие чины, несомненно, начали бы расспрашивать, что они тут делают.

Пока что город в основном оставался не затронут войной. Цветной Владыка хотел, чтобы эта война дала ему новый ресурс, а не истощила старые, поэтому требушеты на Красных Утесах метали свои камни лишь в несколько городских кварталов и артиллерийские батареи. Целые рыночные площади и дворцы стояли нетронутыми. Дома в Ру строили из саманного кирпича и белили известью; плоские крыши, особенно в жаркие ночи, исполняли роль дополнительных комнат, так же как это было принято в Тирее. Однако здесь вокруг центральных парков стояло гораздо больше дворцов. Следы разрушений, причиненных городу во время войны Призм, давным-давно были стерты усилиями местных богачей.

Однако люди, встречавшиеся им на улицах, не выглядели так, будто считали себя счастливчиками. Скорее их вид заставлял заподозрить, что заклинания ужаса были нанесены на все стены города. Когда их группа проходила в тени нескольких трех и четырехэтажных дворцов, Лив заметила на многих из них людей с подзорными линзами, направленными в сторону моря. Впрочем, здесь, в лабиринте улиц, звуки канонады были едва слышны.

Их группа беспрепятственно прошла вплоть до храмового квартала. Великая пирамида Ру выросла перед ними внезапно, и Лив тотчас увидела ее сходство и соперничество с Идосскими зиккуратами. Жители Идосса отдавали предпочтение высоте, и их главный зиккурат был выше и стройнее, чем Великая пирамида, но по мощи и великолепию он не мог с ней сравниться. Беленые известняковые плиты, выложенные точно в соответствии с главными направлениями компаса, с огромными медными жаровнями, пылающими днем и ночью на каждом из четырех углов; огромные ступени, поднимающиеся вдоль восточного фасада, отделанные полированной медью и сияющие на солнце, словно красное золото; сам шпиль, крытый электрумом, с огромным, вознесенным в высоту зеркалом, сверкающим, словно звезда. При каждой смене сезонов отделку всех четырех сторон сменяли – хотя в этом году ввиду приближения неприятельской армии город не стал тратиться на осеннее убранство для своей пирамиды. Летом пирамида превращалась в сад – настоящую гору цветов; каждый год новый распорядитель разрабатывал новую композицию, а затраты оплачивались одним из знатных семейств.

Сейчас, в столь поздний сезон, растения должны были уже вянуть и засыхать, давно лишившись былого великолепия. Тем не менее каждый куст цвел в полную силу – по словам Цветного Владыки, таково было влияние зеленой погани. В этом году сады разбили таким образом, чтобы воссоздать образ солнца, восходящего над вершиной Великой пирамиды, в примитивном руническом стиле древнего аташийского искусства. Лилии и гардении, белые ирисы и белые гортензии уступали место маргариткам, лютикам и бархатцам. Зигзагом взбираясь по ступеням, оранжевые розы, лилии и тюльпаны изображали солнечные лучи, пронзающие колокольчиково-гиацинтовое небо. Середину занимали заросли яркой зелени, а в основании располагался лабиринт рододендронов, камелий и роз всевозможных оттенков. С каждой стороны пирамиды стекали ручьи, местами перепрыгивая через гигантские ступени по затейливым акведукам. Фонтаны извергались с высоты, и вода стекалась в пруды в дюжине шагов внизу. И все это было временным, все существовало лишь один сезон, чтобы в следующем сезоне смениться чем-нибудь не менее экстравагантным. Таким образом знатные семейства Ру соревновались друг с другом.

Сами размеры богатства, необходимого, чтобы устроить нечто подобное, одновременно зачаровывали Лив и внушали ей отвращение. Город действительно был богат, но на улицах они видели и нищих, и проституток, и увечных, и сирот – не далее чем полчаса назад.

– Не глазей, – мягко напомнил ей Фипс Навид.

Лив с трудом оторвала взгляд от пирамиды. Кажется, никто не заметил, как она на нее пялится. Идиотка! Одного такого промаха достаточно, чтобы разрушить их маскировку.

Впрочем, все вокруг, по-видимому, были заняты своими делами, никто не поднимал на нее взгляда. Еще через две минуты Лив и ее отряд подошли к подножию гигантских ступеней. Здесь их поджидал один из командиров «Синих ублюдков», кривоносый старый козел с водянисто-голубыми глазами и без передних зубов по имени Паз Кавайр. Он разговаривал с капитаном городской стражи, с шестью своими людьми охранявшим подножие пирамиды.

– Лив! – закричал Паз, завидев ее. – Я надеялся, что ты здесь появишься! Поди-ка сюда.

Делано помрачнев, Лив подошла к нему со своими людьми.

– Сэр, – начала она, – я шла проверить, сколько пороха…

– Забудь об этом! Я хочу, чтобы ты снесла от меня записку лорду Аравинду. Он там, на самой вершине.

– Может, я лучше пошлю одного из своих людей? – скривившись, спросила Лив.

– Нет-нет, это важное дело! Только ему, в собственные руки! И кстати, я давно хотел спросить: как тебе удается так крепко сжимать свою крошечную задницу и не потеть при этом?

Капитан рассмеялся вместе с Пазом, и из отряда Лив тоже донеслись сдавленные смешки. Лив бросила на своих мужчин мрачный взгляд:

– Не знаю, чему вы, ребята, так радуетесь. Если я полезу наверх, вы полезете вместе со мной.

Это заставило их заткнуться.

Капитан расхохотался еще пуще, но тут же смущенно умолк.

– Боюсь, наверх смогут подняться только двое. Или, если хотите, мы можем сами доставить ваше письмо. Мне запрещено пускать вооруженные отряды на вершину Великой пирамиды.

– Ты шутишь? – недоверчиво вскричал Паз Кавайр. – Кругом война!

– Не хотелось бы показаться занудой, но у меня приказ, – отозвался капитан. – Надеюсь, ты меня понимаешь.

Это был молодой мужчина, темноволосый, с красивыми голубыми глазами. В его бороду были вплетены бусины.

– Понимаю, – отозвался Паз Кавайр. – Прыгаем.

– А? – не понял капитан.

Это был сигнал. Человек, который был с Пазом, и все, кто пришли с Лив, одновременно набросились на аташийских солдат.