Они подъехали к депо. Остановились.

Это было не то место, с которого они отправлялись.

— ещё раз, папа! — взволнованно сказал Винсент. — ещё раз!

— ещё раз? — спросил машинист, подходя ближе.

Скотт посмотрел в скучающее, равнодушное лицо мужчины и увидел там что-то, что ему не понравилось и чего он не совсем понял. Но когда он посмотрел туда, где должна была быть стоянка, и увидел вместо нее пруд, когда его глаза наконец нашли стоянку на том месте, где должны были быть столы для пикника, а машин на стоянке не было, он тупо кивнул и вынул из бумажника два доллара, положив купюры в грубую руку машиниста.

— ещё раз, — сказал он.

Перевод: Игорь Шестак

Случайная мысль из Божьего дня

Bentley Little, "A Random Thought from God's Day", 2018

Этот глупый футболист опустился на колени перед всеми, чтобы поблагодарить МЕНЯ за то, что он сделал тачдаун[107]? Он действительно думает, что меня волнует, поймал он мяч или нет и перебежал меловую линию на клочке травы? Это высокомерное маленькое ничтожество. Когда он умрет, я отправлю его прямо в ад.

Прямо.

В.

Ад.

Перевод: Игорь Шестак

Рассказы разных лет

Мой отец знал Дугласа Макартура

Bentley Little, "My Father Knew Douglas MacArthur", 2013

Бентли Литтл — автор многочисленных, отмеченных наградами романов, рассказов, статей и эссе. Кстати, он выпускался из того же университета (Титаны, вперёд!) и с той же степенью, что и редактор/фанат[108]. Литтл известен своим язвительным и самобытным хоррором, и следующая история вас не разочарует.

Не было никакого рая.

Не было никакого ада.

Он не знал этого пока не умер — очевидно, никто не знал,　— но теперь он в курсе. Было только это место, эта комната, если её можно так назвать. И хотя он не видел стен — был потолок, был пол. Между двумя этими поверхностями, насколько он мог видеть, во всех направлениях, находились мертвые — сидящие, стоящие, лежащие — тесно прижавшись друг к другу.

Все они были обнажены, включая его самого. Что было вполне логично. В конце концов, когда человек умирает, его одежда не умирает вместе с ним. В штанах нет души. Не может быть души и в рубашке.

Справа от него Уитни Хьюстон[109] пинала Ричарда Никсона[110] в лицо, в то время как опальный экс-президент пытался выцарапать глаза неизвестной женщине, лежащей рядом с ним на полу. Они занимались этим с тех пор, как он прибыл, хотя он понятия не имел сколько времени прошло, поскольку часов здесь не было, а рассеянный свет, который каким-то образом освещал комнату, никогда не менял интенсивности. Казалось, прошёл, как минимум, день с тех пор, как он внезапно здесь появился, но это было просто ощущение, ни на чем существенном не основанное. После прибытия он тупо стоял на месте, слишком оцепеневший, чтобы пошевелиться, и слишком испуганный, чтобы узнать, сможет ли он это сделать. Какое-то время он пытался отсчитывать минуты, просто чтобы чем-то себя занять, но подсчет был таким же скучным, как и бездействие, и через час он это бросил.

И поэтому понятия не имел, как долго здесь пробыл.

Но он был одним из новоприбывших. В этом он был уверен.

Остальные находились здесь уже довольно давно. Самые старые были изношены и больше не имели каких-либо индивидуальных особенностей или узнаваемых черт. Они выглядели как манекены и обладали теми же безликими стандартными признаками, что и манекены в магазине одежды. Казалось, у этих старых мертвецов вообще отсутствовало сознание. Они казались сделанными из гипса или глины и, подобные растениям в своей пассивности, не реагировали, или не могли реагировать на происходящее вокруг.

В отличие от тех, кто умер недавно.

Эти мертвецы казались либо тупыми, либо злобными. Часто — и то, и другое. Уитни Хьюстон, например, была в бешенстве, в ярости, в то время как Ричард Никсон был достаточно зол, чтобы напасть на женщину рядом с ним, но слишком глуп, чтобы понять, что Уитни бьет его по лицу.

Сам он не испытывал никаких эмоций и, насколько мог судить, был единственным, кто подозревал где он и что с ним случилось. Наверное были и другие, но не в ближайшем окружении. Все его крики, все его попытки общаться натыкались на молчание и безразличие которые, на первый взгляд, были лучше, чем враждебность,　— по крайней мере, Уитни Хьюстон на него не нападала,　— но, в конечном счете, были бесполезны.

Нужно выбираться отсюда. Сейчас. Пока он не застрял. Пока не забыл, что хочет уйти. Прошло уже слишком много времени. Он должен был сразу же уйти, попытаться найти выход, но почему-то не сделал этого; он просто стоял и смотрел, сам не зная почему.

Он до сих пор просто стоял и потребовалось огромное усилие, чтобы заставить себя уйти отсюда. Может, это было то место, где ему надлежало находиться; может, это было его предназначение в загробной жизни, но именно поэтому нужно было уйти, прежде чем он застрянет здесь навсегда.

Он поднял ногу, шагнул в сторону и внезапно почувствовал слабость, словно у него иссякла вся энергия. Потребовались все силы, чтобы продолжать идти, но он сделал это, заставляя себя целенаправленно двигаться вперёд, проходя сквозь неподвижную толпу.

Впереди, справа, было ещё одно лицо, которое он узнал: Пол Ньюмен[111], мельком увиденный за толстой латиноамериканкой. Смерть не делала различий, и было странно видеть, как знаменитость и безызвестность смешивается с неведомым.

Он шёл.

И шёл.

Днями, а может и неделями, он шёл по бесконечной, тускло освещённой комнате, проскальзывая между людей, обходя их, двигаясь всегда в одном направлении и надеясь наткнуться на стену. Куда бы он ни шёл, мертвые на различных стадиях были вперемешку. Он думал, что наступит момент, когда будут встречаться лишь те, кто находится здесь веками или тысячелетиями и, конечно, он их видел, но эти выцветшие изношенные фигуры всегда перемежались с новоприбывшими.

Тем не менее, как бы далеко он ни забирался, как бы сильно ни кричал, он не встречал никого, похожего на себя: идущего, либо говорящего. Никого с определенной целью.

Слабость, охватившая его, когда он впервые попытался сойти со своего первоначального места, не уменьшалась, а, скорее, увеличилась, но