выбрал женщину, что почти не принадлежит себе. Но вечера по-прежнему наши, — Онеказа наклонилась и быстро поцеловала его. — Дождись вечера, хорошо? — она подошла к платяному шкафу, и спешно принялась одеваться.

«Поцелуй, на котором можно выстроить мечту,” с улыбкой подумал Кьелл, проведя пальцами по губам, все ещё чувствующим лобзание любимой женщины. «Ну, в смысле, до вечера. Мечту-времянку.» Встав с кровати и натянув нижнее белье и штаны, он подошёл к Онеказе, с переменным успехом сражающейся с платьем, и, потянув, где нужно, и придержав, где следует, помог платью сесть, как надо.

— Застегни, пожалуйста. Там, сзади, есть крючочки, — повернулась к нему спиной Онеказа, и, глядя через плечо и вниз с толикой неуверенности, спросила:

— Ты ведь не в обиде на меня?

— Обижаться на то, что ты — добросовестна, самоотвержена, и не боишься сказать «нет» моим хотелкам? — приподнял брови гламфеллен. — Мне впору радоваться, что моя женщина такая замечательная. Хотя вечера жду не дождусь, конечно. — он широко улыбнулся. — Займусь пока делами — я, в отличие от тебя, совсем их запустил, — он застегнул последний крючок. Онеказа повернулась к нему, и, наклонившись, крепко обняла, зарываясь лицом в его волосы.

— Ароха ана ахау ки а коэ[2], — раздался её жаркий шепот у самого уха эльфа.

— И я тебя, милая, — ответил он, поцеловав её шею. Она отстранилась, чуть задержав ладони на плечах Кьелла, и, быстро развернувшись, вышла. Бледный эльф с мечтательной усмешкой покачал головой, и принялся искать свои сапоги.

***

На корабле Кьелл застал только вахтенных матросов и Эдера, который, опершись на фальшборт, пускал клубы табачного дыма из верной трубочки.

— Что ж не белолист? — спросил он, облокотившись на борт рядом с другом.

— Надоело, — поморщился тот. — Вконец опротивела эта муть в голове. Настолько, что я выкинул остатки своего запаса за борт. Ты где пропадал? — он выпустил дымное колечко. — Матросы болтали, ты заявился вчера в разодранной и окровавленной рубахе, ухватил гитару и был таков.

— Насчёт разорванной и окровавленной матросы преувеличили, — засмеялся гламфеллен. — Она просто немножко дала волю чувствам.

— Она? — весело приподнял бровь дирвудец. — И кто же эта счастливица?

— Я — редкостный однолюб, Эдер, — фыркнул эльф. — Для меня уже долго есть только одна женщина.

— Ого, — широко улыбнулся блондин. — Ну, поздравляю. Рад, что у вас наконец все сложилось. И что теперь, будешь жить во дворце и кушать с золота?

— Ну, она мне не откажет, наверное, — задумчиво ответил гламфеллен. — Но я подумываю все же найти свой угол в Некетаке. Кстати, раз уж ты мне напомнил, слушай новость, — он понизил голос, — завтра я объявлю всем нашим, что навсегда схожу на берег. Твоя задача — разобраться с Ирреной, кто с кем остаётся, и чем будет заниматься при этом.

— Неужто настал тот день, о котором ты пел всем тем несчастным, которых заманил в свою команду забесплатно? — с иронией глянул на него Эдер. — День славы, богатства, и почета?

— Ну, славы и почета у нас хоть отбавляй, — рассеянно ответил Кьелл. — А насчёт богатства… Сколько-нибудь найдется в корабельной казне. Попробую добыть сегодня ещё чуток, чтобы это богатство совсем скудным не выглядело.

— Ты много говорил о своём стяжательстве, — саркастично прищурился дирвудец, — а как дошло до дела, оказалось, что и не стяжал ничего толком.

— Да, беда, — согласно кивнул эльф. — Не, я вроде как стяжал вечную славу, и тому подобную чушь и ерунду, но её, как известно, на хлеб не намажешь, и в стакан не нальешь, — друзья, переглянувшись, рассмеялись.

— Что думаешь делать дальше? — спросил Кьелл.

— Даже и не знаю, — развел руками его собеседник. — В вопросах лидерства и планирования я привык полагаться на тебя.

— Раз так, надо позаботиться о моем названном братце, — ухмыльнулся гламфеллен. — Могу отрекомендовать тебя Онеказе. Думаю, она не откажется от службы разумного, который и дракону лицо начистить сможет. А что, — с воодушевлением продолжил он, — может, даже в матару тебя пропихнем. Оденешься, наконец, по местной моде — в юбку и бусы. Как, интересно?

— Матару ведь местные шишки? — безмятежно спросил Эдер. — Если уж мне не стать твоим вассалом с собственной деревенькой во владении, то, так уж и быть, соглашусь на место важной персоны у Хуана, пусть и в бусах, — он весело хмыкнул.

— Вот и порешили, — подвел итог Кьелл. — Иррене сам перспективы распишешь. Ну, бывай, — он хлопнул друга по плечу, и двинулся в свою каюту. Предстояло осмотреть свои скудные накопления, и решить, как разделить их между сражавшимися с ним бок о бок разумными.

***

Поздним вечером, дверь в опочивальню королевы Хуана с громким скрипом приоткрылась.

— Кто здесь? — раздался удивленный голос Онеказы.

— Я это, я, — весело ответил Кьелл, проникая внутрь. Закрыв дверь, он двинулся на голос, и раздраженно зашипел, наткнувшись в темноте на угол кровати. — Где тут у тебя свет?

— По мою правую руку, рядом с кроватью, — все ещё обескураженно ответила королева. Гламфеллен кое-как добрался до прикроватного столика, и наощупь зажег магический светильник. — Я ожидала тебя раньше, — продолжила она с лёгкой укоризной.

Он смог наконец рассмотреть её — одетая в простую ночную рубашку, с прикрытыми платком косичками, она сидела на кровати, и ожидающе смотрела на него. Умилившись домашности этой сцены, Кьелл уселся рядом с ней, и, обняв женщину, приник к её губам в долгом поцелуе.

— Я принимаю твои извинения, — уже веселее произнесла Онеказа, когда он отстранился. — Но все-таки, где ты был?

— Дела заняли больше времени, чем я думал, — Кьелл аккуратно снял с неё платок, заставив волосы женщины рассыпаться по плечам. — Мне все ещё нужно куда-то деть корабль и двести с лишним разумных его экипажа — не желаю больше плавать по морям, и видеть тебя раз в три месяца из-за этого.

— Почему бы тебе не передать его флоту? — она пододвинулась ближе, и устроила голову на плече у Кьелла.

— Если мою команду не разгонят, а капитанство не отдадут постороннему разумному, я — только за, — ответил он, гладя её по щеке и