Он моргнул и начал говорить о первой ерунде, что пришла ему в голову, лишь бы отвлечься от мрачных мыслей. Его голос, глухой и хриплый, звучал размеренно и монотонно.

— Я впервые увидел истинное мастерство фехтования на мечах в исполнении Чжо Жэньцина, главы секты Удан. Он был достаточно средним бойцом и недалеким человеком, но боги, как же он владел мечом! Клинок в его руках мог обернуться непробиваемой защитой, отражающей любые атаки, мог разразиться всесокрушающим ударом, безошибочно настигая даже самого ловкого врага, мог петь и сверкать, исчезая из виду и вводя противников в заблуждение. Я забросил свой основной боевой стиль и погрузился в изучение всех мечных техник, известных моему учителю и соученикам, я вызывал на тренировочные дуэли всех знакомых мечников, я долго беседовал, соревновался, и обменивался опытом с гениальным мечником-самоучкой моего поколения, Фу Цзяньханем, и моя печень по сей день ноет от этих воспоминаний — проклятый алкоголик не желал ни с кем общаться без выпивки. Мне даже удалось провести спарринг с моим вдохновителем и двумя его братьями по оружию. Но прежде чем мне удалось создать достаточную базу для собственного стиля, меня убили. Несмотря на это, до сих пор моя душа лежит к мечу более чем к любому другому оружию или боевому искусству.

Он встал, аккуратно высвободившись из объятий женщины, и вышел из бассейна. Вода, взволновавшаяся от его шагов, вдруг прянула вверх по его телу, и, выплеснувшись из ладони его правой руки, застыла в форме длинного прямого меча с небольшой гардой. Он проделал несколько явно формализованных движений — широкий круговой удар, перешедший в выпад со связыванием оружия противника, и низкая защитная стойка. Замерев на секунду, он позволил своему телу расслабиться; вода в форме меча, лежавшая в его руке, пролилась обратно в бассейн. Краски потихоньку возвращались в окружающий мир, а тягучая боль в груди растворялась.

— Это же… — неяркий свет немногочисленных ламп отражался в расширившихся глазах Онеказы, словно подчеркивая ее удивление. — Это ведь не способности Заклинателей Воды?

Он вернулся в бассейн, снова устроившись рядом с женщиной. Её рука как-то очень естественно скользнула обратно ему на плечи, и он накрыл ее ладонью.

— Нет, конечно. Я не Хуана, и не заключал пактов с Нгати. Это что-то вроде… Ну, как вода принимает форму сосуда, в который налита. Как-нибудь потом объясню подробнее. — Его голос окончательно избавился от хрипоты и монотонности, а на лицо вернулось осознанное выражение.

— Где мы? — он огляделся, словно видя окружающие их стены в первый раз.

— Тебе лучше? — она словно и не услышала его вопроса. Удивление ушло из ее глаз, сменившись беспокойством. — Ты почти не двигался, едва отвечал на вопросы, смотрел в одну точку…

— Полегчало немного, — он, наконец, полностью рассмотрел свою собеседницу.

Онеказа сидела рядом с ним на дне бассейна, обнимая его за плечи. На ней не было ни единой нитки одежды, кроме нагрудной и набедренной повязок, насквозь мокрых и скорее подчеркивающих ее изгибы, чем скрывающих. Пигментный рисунок тигровыми полосками расчерчивал оранжевую кожу ее тела, повторяя узоры на лице; многочисленные косички ее волос свободно рассыпались по округлым плечам. С лица королевы исчезла обычная для неё сосредоточенная серьезность, что смягчило и омолодило ее черты, превращая строгую и уверенную женщину в юную девушку. Она смотрела на него с заботой, тревогой, и еще чем-то, почти неосязаемым.

— Мы ведь в Светящейся Купальне, да? Я словно в алхимическом котле с адровым зельем плаваю, — он неоднократно слышал об этой достопримечательности Террасы Перики, пусть и не имел ни времени, ни желания её посетить.

— Экера, — легкая улыбка промелькнула на лице женщины, частично согнав беспокойство. — Я выкупила ее на эту ночь. Те несколько раз, что я посещала Купальню, словно смыли все мои заботы, подарив мне немного покоя. Сегодня, видя твое горе, я ничего лучшего придумать не могла. Ты прав был, говоря Аруихи, что мы с тобой похожи, что оба сдерживаем эмоции. Только вот ты… ты не знаешь, когда остановиться. И когда эмоции тебя переполняют, случается нечто… как в тот день, когда за мной пришли убийцы, и ты не смог удержать свою ярость. — В глазах Онеказы появилась мрачная решимость. — Я не собираюсь узнавать, что случится, когда тебя доверху переполнит вина. Я этого просто не допущу.

Нежность, то самое неосязаемое нечто, затопила ее взгляд. Инстинктивно, он придвинулся ближе к ней, и она, положив свободную руку ему на грудь, легонько погладила его кончиками пальцев.

— Онеказа, я… — он запнулся, потерявшись в своих сомнениях. Вздохнув, мужчина продолжил.

— Я не должен быть еще одним твоим бременем. Я сам должен был с этим справиться. Прости. У тебя есть заботы поважнее, чем лечение моего подорванного духа. Я не…

— Экера, это совершенно невозможно, — женщина сжала губы в линию и встала, выпустив эльфа из своих объятий. Воды бассейна лениво колыхнулись, несколькими брызгами плеснув мужчине в лицо. — Ну почему ты такой… — она неопределенно покрутила рукой в воздухе. — Правильный? Кто другой бы пялился на меня, распускал руки, признавался в любви, наконец! А ты говоришь мне все эти правильные, вежливые, ненужные слова. Ну что мне еще сделать?

Кьеллу вдруг стало намного легче. Да что там, у него словно выросли крылья! Неподдельное возмущение дорогой ему женщины он впитывал, словно нежнейшее из признаний. Как-никак, оно тоже говорило ему, что он больше не одинок. Вина, боль, и тяжесть совершенного им ради любви отступили перед нежностью и заботой любимой, пусть ее глаза были сейчас и полны недовольства, а с уст все сходили сердитые слова. Он снова обрел ту уверенность, что вела его в бой все эти месяцы, снова почувствовал ту силу и стремление вперед, что поселились в его сердце вместе с образом Онеказы. Страхи, сомнения, и заботы потускнели и отступили, потеряв над ним прежнюю власть. С глаз Кьелла словно спала пелена, и чувства снова обрели ту яркость, которую он не ощущал уже долгое время. Он осознал, что рядом стоит женщина, которую он любит всем сердцем, и чья любовь к нему ничуть не слабее. А еще он осознал, что ее прекрасное тело едва прикрыто двумя полосками ткани, и это нашло в нем живейший отклик, который он не собирался