– Извини, – я хлопала ресницами, как это делают неиспорченные девицы. – Ты напомнил мне про ту главу моей жизни, о которой я хотела бы забыть. Теперь все хорошо, я успокоилась, – мне казалось, что он не верит ни одному моему слову, но делает вид, что попался.

Этот пейзаж, подол моей длинной юбки и вытоптанные тропы показывали другой мир, которого я никогда не видела. Это была не просто прогулка. Я чувствовала себя в прошлом веке, когда касание руки уже было чем-то серьезным.

– Если бы родились на сто лет раньше, кем бы ты был? – в далеке показалась развалившаяся усадьба графского дома.

– Думаю, крестьянином, как и сейчас, – ямочки на его щеках снова показались, мое сердце таяло как мороженое в июле. – Почему ты задумалась об этом?

– Я думаю, справедливости ради, ты должен был быть разбойником, – да, мне хотелось, чтобы не только я была вселенским злом. Пусть хоть в прошлой жизни он был хуже меня. – А я стала бы дочерью влиятельного купца или что-то вроде того.

– Так, значит ты влюбилась бы в хулигана, а потом я бы спас тебя от золотой клетки, в которой ты провела свое детство? – он был далек от грязи, которая покрывала каждый сантиметр моего тела. Я не знала, почему стала такой безвольной, почему врала ему. Мне было тяжело признаться, что я дорожу этим мужчиной сильнее, чем кем бы то ни было. Поэтому я отсрочивала неизбежное: мое истинное лицо, притаившееся за маской, закрепленной на мне шуруповертом.

– Ты и так спас меня, – хотя бы на те мгновения, когда кошмары отступали и со мной рядом не оказывалось ничего, кроме его ровного, спокойного дыхания.

Следователь Киров сидел в куче бумаг. Его помощник Слава просматривал видеокамеры, но никаких зацепок не было. Морщинистая рука переворачивала одну страницу за другой. Отчеты, отчеты, отчеты… Почему нельзя просто сказать: там ничего. Ах да! Тогда никто не будет ничего делать.

– Василич, это бесполезно. Все магазины слишком далеко. Мы не найдем улик, – брюнет закрыл глаза, их засыпало песком.

– Я знаю, – он отвлек паренька, потому что не мог работать, когда над ним кто-то висит. – Это простая формальность. Бывает, что нужное находиться там, где не ждешь, – связь между женой уголовника и наркоманом проста: они не были типичными горожанами. Тем более, украсть их не так просто. В крови Светланы обнаружено не мало следов снотворного. У наркомана тоже. Вероятность того, что маньяк – женщина, становится все выше.

– Что мы будем делать дальше?

– Искать, Слава, искать…

Саша «Топор» еле переставлял ноги. Его небольшую камеру наполнял смрад. Жена не выходила у него из головы не на секунду, но все чаще чувство вины заглушал страх предстоящей расправы. Последний раз он был так напуган в 97, когда ему предстояло пристрелить одного из своих ребят. Бандиты часто практиковали публичные казни, в назидание другим. Молчалин долго избегал таких особенностей работы, но ситуация была крайняя, сейчас нельзя было отказаться. И вот он стоит в лесу, перед ним парень, которого он знал больше 10 лет, с которым начинал, которого уважал. Он смотрит ему прямо в глаза, не коситься на ружье в чужих руках, не просит помощи или пощады. Он спокоен. «Топор» еле сдерживал дрожь в коленях, оттянуть момент не удастся. Все почтенно молчат, ждут, когда глава группировки омоет руки кровью. Он заряжает ружье, поднимает ствол и нажимает на курок. Паренек падает, истекая кровью. Вокруг ни звука, капли на деревьях, листиках. Они опозорили природу своим появлением.

– Странная она какая-то, – Скорляк до смерти устал от напряжения, в котором прибывал все свое заключение. Два убийства, две ступени к свободе. Их осталось пятеро. – Посадила семь злобных монстров в подземелье, заставляет избавляться друг от друга, а сама как будто и не интересуется этим вовсе.

– Да конечно! У нее наверняка тут камеры повсюду. Смотрит и наслаждается, сучка, – Васильева гладила свои грязные ноги. Впервые за много лет ей хотелось простого секса с кем угодно. То ли ее организм привык к ежедневным вторжениям, то ли это психология, но против фактов не попрешь.

– Думаете, она нас отпустит? – Юля все еще надеялась еще раз слетать на Гоа.

– Что значит «нас»? Выйдет один, и это явно не ты, – Ира не верила даже в свою кандидатуру. Ей бы хотелось, но здравый смысл, здравый смысл.

– Да и не ты, – Молчалин отковыривал остатки краски от стен. – Она оберегает психа, наверняка его и спасет. Шпион.

– Что вы понимаете в душе? – Петр, который все это время провел в молитвах о своем успокоении, усмехнулся рассуждениям. – Я не буду оправдываться. Не перед вами. И судить меня не вам.

– Возомнил себя праведником? Ну иди сюда! – чиновник бился о железную дверь. Его настроение менялось часто, в этом не было ничего нового и удивительного.

– Нет, я не был святым никогда. Но я был хорошим человеком, пока моя болезнь не взяла вверх, – Узич содрогнулся от мыслей из прошлого. Уже давно ему так не хотелось крови. – За каждый свой грех я плачу нескончаемыми страданиями. Знаешь каково это? Конечно, нет. Для тебя не важно ничего, кроме своего собственного эго. Такие как ты всегда у власти, но никогда не любимы. Ты сам подписал себе приговор на одиночество.

– Сейчас расплачусь, – Скорляк усмехнулся наивности этого человека. Ему нравилось быть одному, нравилось не зависеть не от кого, не быть привязанным. Это давало полную истинную свободу, потому что только ничего не имея можно быть вольным. Никаких сдерживающий факторов, никаких ограничений.

– Можешь сколько угодно выпендриваться, но факт в том, что нам всем нужен близкий человек, мы не умеем жить сами по себе, – Ира хорошо знала, о чем говорила. Три года она жила с Валерой и была близка к тихому счастью, если бы не его наркотическая зависимость.

– Говори за себя, матушка, – Валентин смотрел на свои грязные руки и не испытывал угрызений совести. – Я верю в романтичность проституток, но позволь заметить, ты продаешь свое тело, потому что это просто и прибыльно. Без этого ты могла бы найти работу в магазине на углу своего дома. Быть продавщицей, вести честный образ жизни. Но тебе это не понравилось, так ведь?

– Это не твое собачье дело! – ворюга не будет рассказывать ей про то, как нужно работать. – Ты всего лишь паразит на теле народа!

– Да, это так. Но скажи мне, разве ты не мечтала оказаться на моем месте и