— Другие лисы, полуночники, болотные коты… Да мало ли кого сюда занести может, — она насмешливо фыркнула, но тут же подобралась, серьёзным тоном добавив: — Раз ты собрался путешествовать, то будь всегда бдителен. Даже в знакомых местах. Очень редко когда можешь быть уверен, что не встретишь в неожиданном месте неожиданную смерть. Понимаешь?

Я надел тесные перчатки — всё же у девушки руки меньше моих — и взял шнуры, перевязывая сердечные кровотоки.

— Отчасти, — честно признался я, держа в одной руке довольно большое сердце, а второй, аккуратно орудуя ножницами, освобождал его из плотной плёнки-рубашки и отсекал кровотоки. Гия вытащила из рюкзака странную прямую широкую колбу с открытым верхом и протянула мне. Я вопросительно на неё посмотрел. Девушка пояснила:

— Органы лучше собрать в такую посуду. У тебя довольно маловаты сосуды для них, так что предлагаю свою, — голосом опытного торговца излагала она, доставая к первой ещё несколько таких же.

— Они странные… — с сомнением протянул я, но мысли с ней уже полностью соглашались.

— Специальные колбы для собирателей, — в её тоне зазвучала гордость за мастеров, сделавших их, — закрыв крышкой, они полностью изолируются от внешнего воздействия. Это избавит нас от лишних притягательных для хищников запахов. Да и чистота самих органов останется при них. Ты же знаешь, что целостность и свежесть в животных ингредиентах крайне важна?

Я в ответ насмешливо фыркнул, кивая.

— Ну вот, — радостно заключила она, подставляя ёмкость, в которую я аккуратно поместил сердце. Она достала плоскую крышку из неизвестного мне материала и плотно закрыла верхушку. Внутри сосуда вспыхнул и моментально погас серебристый свет, я заметил на нижней части стекла аккуратно начерченный знакомый символ. Но я был очень удивлён — он использовался и работал иначе, чем у нас: мы с бабкой сначала погружали нужные ингредиенты в сосуды, закупоривали и только тогда чертили эту руну постоянства. А здесь получалось, что знак уже был нанесён?

Девушка расценила моё удивление по-своему, с любопытством поинтересовавшись:

— Ты не встречал зачарованных хранилищ?

— Мы их сами делаем, — ответил я, беря к ножницам маленький флакон. Пристроил их у одного из перевязанных кровотоков и, сделав аккуратный тонкий надрез между шнурами, сцедил слабую струйку крови в ёмкость, следя за процессом, отчего я упустил из внимания реакцию девушки.

Но её голос говорил о глубоком потрясении:

— Как это — «сами»?! Хочешь сказать, что ты умеешь накладывать руну статики?

Я промолчал, решив вместо слов действием ответить на еë вопрос. Наполнив флакон на три четверти, заткнул пробкой и острием ножа у донца нацарапал тот же символ. Внутренность ëмкости вспыхнула и погасла серебристым, сохраняя свежую кровь в состоянии постоянства, позволив избежать еë свëртывания и расслоения при отстое. Или, как сказала зáмершая — в статике. Интересное слово, я его запомню.

Подняв голову и взглянув на девушку, я вздрогнул, рефлекторно отклоняясь назад, с трудом перебарывая желание вскочить и убежать — настолько жëстким и зáмершим был еë пристальный взгляд. Но больше этого меня напугало то, что внешнее ощущение прежде явленного грибного удушья отсутствовало. Вместо этого появилось чувство, что оно словно на кончике стрелы ядовитой каплей смотрит мне прямо в голову, едва уловимо перемещаясь в правую от меня сторону.

Я перестал дышать, замирая. Что случилось?! Как всë объяснить и понять? Все эти мгновенные перемены нагнали столько жути, что у меня поджались чресла и конечности онемели.

Глава 7

— Дыши, но не шевелись, — чуть слышно выдохнула Гия сквозь зубы, едва заметно шевеля губами. Я вцепился взглядом в еë лицо, силясь понять, что происходит. Разом рухнувшая на нас тишина давила на уши и говорила мне только о том, что бойкие общительные лисы в мгновение затихли и замерли так же, как и мы.

Лишённый движения, я попробовал направить своë внимание к внешним ощущениям, чтобы слухом и телом хотя бы почувствовать, что оказалось за мной; судя по общему оцепенению, крайне опасное. Закрыл глаза, позволяя остальному восприятию обостриться, и почувствовал, как за моей спиной, совсем рядом по правой стороне, между нами и древесной полостью, медленно и тяжело движется что-то большое.

От слепого нарастающего страха волосы на теле встали дыбом, я всеми мыслями превратился в камень, концентрируясь и обращая внутренние чувства на существо позади. Новые запахи отсутствовали, что мешало распознаванию, но были звуки. Тянущиеся, ползущие. Они звучали равномерно, начинаясь с корневого ребра, и стекали вниз, шурша сминаемой травой и мхом.

Неужели змея? Такая огромная?! Я затылком ощущал массивное присутствие, всеми силами борясь с собственным похолодевшим телом, которому от ощерившейся гусиной кожи необходимо было передёрнуться в попытке стряхнуть паническое напряжение.

Открыл глаза, глядя на побледневшую зáмершую. Она всё ещё держала в руках колбу с сердцем, пристально следя за тем, кто за мной.

Я, боясь пошевелиться или хоть чуть-чуть голову повернуть, сфокусировался на боковом зрении, стараясь углядеть источник звука. У меня получилось, но от вида стало только страшнее и тяжелее: из-за меня, стекая с корня, двигалась огромная змея. По моему предположению, её туловище было почти что в полный обхват моих рук, или больше, а чешуйчатая тёмная спина тускло отражала закатные отсветы.

Внутри всё задрожало, судорожно сжимаясь. Сердце заколотилось, как взбесившееся, дыхание стало прерываться. Мне не хватало воздуха, но я отказывал себе в полном наполнении лёгких.

Что это за змея? На что она среагирует? Почему она здесь?! И как нам теперь быть?

От мыслительного стука начала болеть голова, глаза вот-вот собирались заслезиться от концентрации на боковом зрении, но я просто-напросто боялся что-то изменить. Я чувствовал, как моя одежда мокнет от холодного пота и поджимаются конечности.

Через несколько бесконечно долгих мучительных мгновений между мной и Гией показалась тупоносая чешуйчатая голова с глубоким тёмным окрасом и невозможно синими глазами с горизонтальным зраком. Она пробовала воздух вокруг мощным тёмно-синим раздвоенным языком, приближаясь к вспоротой птице.

Мысли в голове заревели, что нужно было поспешить с убором внутренностей и чисткой запахов, тогда бы мы наверняка могли бы избежать столь ужасающей встречи. Пришлось понукать их многочисленным «бы» и затыкать признанием нашего довольно беспечного отношения к лесу, его порядкам и обитателям.

Змеиная голова, прощупав воздух над птичьими потрохами, наклонилась, раскрывая зубастую пасть — у меня в глазах потемнело: вдобавок к таким размерам, она ещё и плотоядна, может быть, ядовита (?!) — и, захватив кишечник, потащила его на себя, вместе со всей тушей и нами, окаменевшими на крыльях совсем недавно нашей добычи.

Мне захотелось плакать от безысходности и напряжения,